Книга Дитя огня - Юлия Крен

Матильде расхотелось пить вино и сидеть рядом с Йоханом. Молодая послушница быстро поднялась, и у нее вновь закружилась голова. Как бы ни расплывалось все у нее перед глазами и какой бы тяжелой ни казалась голова, девушка совершенно ясно ощущала: кто-то пристально смотрит на нее, сверлит ее взглядом.

Она огляделась. Йохан продолжал увлеченно поглощать жаркое, Герлок улыбалась своему жениху, музыкант перебирал струны. Нет, никто из них не обращал на нее внимания, а собравшиеся здесь влиятельные люди таких, как она, и вовсе не замечали. Кто же мог впиваться взглядом ей в спину?

На теле девушки выступил холодный пот.

«Арвид… Возможно, Арвид все же где-то рядом».

Матильда снова посмотрела по сторонам, однако мужчину в монашеской рясе нигде не увидела. Кто бы ни разглядывал ее, это был не Арвид, а поскольку послушница больше никого здесь не знала, она пришла к выводу, что все это ей показалось и ей нужно удалиться и развеять свои тревоги с помощью молитвы. И больше никогда не пить столько вина.

Два последующих дня ознаменовались пирами, музыкой, танцами и охотой. Мужчины уходили рано утром и возвращались только к полудню – одни огорченные тем, что удача оказалась к ним неблагосклонной, позволив добыть только небольших животных – куниц, выдр и бобров, другие гордые оттого, что им удалось уложить зверя покрупнее – оленя или кабана. Глядя на разгоряченные лица и блестящие глаза мужчин, можно было подумать, будто они совершили героический поступок. Вероятно, им, привыкшим к походам и сражениям, приходилось убеждать себя в этом, чтобы, собравшись в таком количестве, избежать искушения вылить накопившуюся энергию друг на друга.

Герлок побывала на охоте вместе с Гильомом Патлатым и теперь болтала о предметах, которые до этого никогда ее не волновали: о различных видах ножей, которыми снимали звериную шкуру, и щелочи, с помощью которой из нее делали кожу. Кроме того, она говорила о лошадиных бегах, которые устраивали после обеда. Матильде это зрелище казалось слишком жестоким: во время него колотили дубинкой не только животных, но и противников, а победителя можно было узнать по наименьшему количеству ссадин. Те, кто не состязался в верховой езде, устраивали бои на мечах или метали копья. Самым безобидным было развлечение, которое позволяло проявить не только свою силу, но и ловкость, – жонглирование. Герлок восторженно наблюдала за этим занятием, хлопала в ладоши и вскрикивала от волнения. Что именно вызывало у нее такой восторг, Матильда понять не могла. Возможно, после помолвки с влиятельным франком просто нельзя было вести себя иначе.

Строго говоря, Герлок еще даже не была помолвлена. Только на третий день после ее приезда мужчины за закрытыми дверями принесли друг другу клятвы верности и договорились о приданом невесты.

Матильда и непривычно молчаливая Герлок ожидали их решения в большом зале. Герлок не отрывала напряженного взгляда от своих ладоней: вероятно, она боялась, что помолвка в последний момент расстроится, а может быть, втайне надеялась на это, но не признавалась в этом даже самой себе.

Послушница обернулась: недалеко от входа кричали молодые воины. Их шутки, поначалу невинные, переросли в бурную ссору, а потом дело дошло до драки, которую остановил мужчина постарше. Среди воинов был и Йохан, дружески подмигнувший Матильде. Девушка смутилась, отвела глаза и посмотрела на женщин, расположившихся возле большого камина. Хотя знатные правители и не привезли с собой своих жен, их приближенные поступили иначе. Их супруги держались поодаль от Герлок и Матильды, оживленно шептались и бросали на них пренебрежительные взгляды.

Матильда не раз краем уха слышала, с каким презрением они говорили об отце Герлок, Роллоне. Раньше ей тоже рассказывали истории о том, что он – опасный норманн, который силой захватил эти земли и хоть и был крещеным, но в душе оставался язычником, вселяющим страх. Тем не менее эти взгляды задевали Матильду, и она не понимала, почему Герлок не поставила этих женщин на место, почему эта дерзкая, смелая девушка вела себя так робко.

Матильда посмотрела на Герлок внимательнее и отметила ее необычайную бледность. Кажется, она даже похудела… Но ведь в замке Гильома Патлатого все это время она хорошо питалась. Или же, независимо от количества съеденного, рядом с таким влиятельным мужчиной женщина обязательно должна превратиться в его тень? А может, Герлок, всегда мечтавшая стать другим человеком – не дочерью норманна, а женой франка, – думала, что это желание исполнится быстрее, если от нее прежней останется как можно меньше?

На невесту было больно смотреть, жар от камина исходил невыносимый, и Матильде захотелось покинуть зал. На улице, наверное, было зябко, но послушница не боялась холода: в монастыре он царил всегда, и монахини стойко выдерживали его, демонстрируя готовность отречься от земных благ. Сказав, что направляется в уборную, Матильда оставила Герлок. Та даже не подняла на нее глаза. И тем не менее кто-то следил за Матильдой – по крайней мере, так ей казалось. Кто-то снова смотрел на нее, буквально обжигая ей спину пронзительным взглядом. Девушка вздрогнула и обернулась. Никто не обращал на нее внимания, но она остро ощутила дуновение холода – холода, который был вызван не ветром, снегом и льдом, а… чьей-то ненавистью.

Матильда растерянно пошла дальше и добралась до коридора, ведущего из зала на улицу. В воздухе висели густые клубы дыма, от которых у нее запершило в горле. Вне стен зала девушке не стало лучше: остановившись, она оглянулась и снова почувствовала на себе липкий взгляд, исполненный злобы и презрения. Она попыталась что-то разглядеть, но в дымовой завесе не смогла ничего различить.

– Кто здесь? – крикнула Матильда в серую пелену.

До выхода было недалеко, но в этом коридоре девушка чувствовала себя как в ловушке, беззащитная перед невидимой, подстерегающей ее опасностью.

Ответа не последовало.

Матильда сделала глубокий вдох, решив, что все это ей просто показалось. Она уже хотела идти дальше, когда услышала голос, шептавший ее имя.

– Матильда… – повторял он снова и снова. – Матильда… Пойдем со мной.

Клубы дыма сгустились еще сильнее; казалось, что весь мир тонет в них, а стены шатаются. Островок, на котором девушка еще могла уверенно стоять, был крошечным, а голос, шепотом произносивший ее имя и зовущий за собой, – зловещим.

Он звучал так, как будто принадлежал не человеку из плоти и крови, а призраку, но слова тем не менее слышались отчетливо.

– Матильда… Матильда… Пойдем!

Был этот голос мужским или женским? Доброжелательным или враждебным? Ей грозила страшная опасность или же, наоборот, бояться было нечего? Вглядываясь в серую пелену, стирающую границы, девушка не находила ответов на эти вопросы.

Внезапно голос произнес еще одно имя:

– Авуаза…

Сердце Матильды едва не выскочило из груди. Она не слышала этого имени, с тех пор как попала в монастырь. И тем не менее оно не казалось ей чужим – это имя будило еще более отчетливые воспоминания, чем ее сны, и от этих воспоминаний… исходила опасность. Матильде запретили их ворошить; она погибнет, если ослушается. Именно эту мысль какой-то человек однажды внушил ей.