Книга Мы над собой не властны - Мэтью Томас

Коннелл встал и размашисто пожал руку Донни через кофейный столик, а потом вопросительно посмотрел на Эйлин.

— Нам пора, — сказала она. — Ужин на плите.

— А можно я приду, когда будет готово?

— Нельзя! — резко ответила Эйлин и сразу спохватилась. — Пойдем сейчас, ты уже здесь и так надоел. Дай людям спокойно отдохнуть.

— Он совсем не мешает, — сказал Анджело поверх газеты. — Пусть остается сколько захочет.

— Спасибо, но он мне поможет с готовкой.

Она вовсе не собиралась просить Коннелла о помощи, но нужен был какой-то предлог.

— Мы тут говорили о политике, — заметил Анджело. — Коннелл говорит, вы хотите, чтобы он стал политиком. Я его спросил: а знает он, что такое политик?

Эйлин смущенно рассмеялась:

— В данную минуту я всего-навсего хочу, чтобы он немедленно шел домой.

Она слегка повысила голос, специально для Коннелла.

Попрощавшись со всеми, Эйлин шагнула к двери. Коннелл топтался сзади — ему хотелось досмотреть викторину. Гэри снова правильно ответил на вопрос, и Донни с Коннеллом покатились со смеху.

— Коннелл! Идем! — окликнула Эйлин.

Он еще долго копался с портфелем и наконец поплелся за ней. Эйлин поручила ему резать салат, а сама пока занялась курицей. Пусть на ужин будет салат с жареной курятиной, а то слишком часто в последнее время они обходились пиццей. В те вечера, когда готовил Эд, на ужин были маслянистые гренки с сыром или чизбургеры — что угодно, лишь бы с участием сыра. А мальчик и так слишком пухленький. Правда, он еще вытянется, но в семье Эйлин с отцовской стороны имеется некоторая склонность к полноте — если не поостеречься, недалеко и до ожирения. Коннелл живет, забот не зная, только лопает конфеты и мороженое. Эйлин в его возрасте некогда было толстеть. Она закупала продукты, готовила еду, делала уборку — невозможно даже представить, чтобы Коннелл со всем этим справился, а ведь она была не намного старше. Если посылаешь его в магазин, так только со списком, и то он обязательно что-нибудь забудет.

Пора его призвать к порядку. От Эда в этом плане помощи не дождешься. Он слишком любит сына и все ему спускает. Коннелл получил за контрольную девяносто пять баллов из ста — Эд в восторге. А на ее долю выпадает спрашивать, почему сын недобрал оставшиеся пять баллов. Эйлин не нравилось, что Коннелл не ценит своего безоблачного существования. Безответственным растет.

Она добавила в салат помидоры черри и быстренько обжарила курицу на сковородке. Положила в салат заправку, какая под руку попалась, перемешала все и велела Коннеллу садиться за стол. Положила ему на тарелку немного салата и сверху — кусочки курицы.

— Это ужин? — спросил Коннелл.

— Тебе надо есть больше зелени. Вообще хоть какую-нибудь зелень.

Половина восьмого — значит, полчаса назад у Эда началось занятие. А закончится через час. Вспоминает ли он вообще о них с Коннеллом?

Коннелл, как всегда, ел слишком быстро. И ведь не любит салат, а все равно заглатывает со страшной скоростью. Может, хочет побыстрее отделаться от основного блюда и перейти к сладкому? Правило в семье твердое: пока не очистишь тарелку, сладкого не получишь. Пару лет назад у Эйлин был с ним долгий разговор на эту тему. Она выяснила, каких продуктов следует избегать, а он перестал потихоньку выбрасывать еду в мусорное ведро и покорно съедал все, что лежит в тарелке, — такую власть имел над ним десерт. Эйлин всегда держала в доме что-нибудь сладкое, не только для Коннелла, для себя тоже, но она брала понемножку, а сын пожирал сласти горстями. Если он хочет добиться успеха в жизни наравне с серьезными людьми, пусть научится себя ограничивать. Такая неумеренность прямо-таки непристойна. Эйлин велела ему есть помедленнее — Коннелл кивнул и продолжал с той же скоростью.

— Медленнее! — рассердилась Эйлин. — Подавишься же!

Она встала, набрала в стакан воды из-под крана, выпила, не отходя от раковины, и налила еще. Обернувшись, увидела, что Коннелл выронил вилку и машет руками. Вдруг он вскочил, хватаясь за горло. Эйлин сказала ему, что это не смешно, — потом увидела его лицо и закричала:

— Ты что, правда подавился? — уже зная, что так и есть.

В раннем детстве с ним пару раз случалось, что кусочек тунца или арахисового масла застревал в горле, но тогда он все-таки мог дышать, а сейчас не издавал ни звука. Нужно было без паники обхватить его сзади, сжатым кулаком надавить на живот повыше пупка, а другой рукой резко толкнуть этот кулак вверх, чтобы воздух вытолкнул застрявший кусок, — но Эйлин не могла заставить себя действовать.

На работе она не раз сталкивалась с подобными случаями. Обхватываешь пациента поперек туловища, нажимаешь на диафрагму — опля, кусочек выскочил. Пара секунд, и готово. Времени больше чем достаточно — ведь, вопреки распространенному мнению, в вашем распоряжении целых четыре минуты до того, как начнутся необратимые повреждения мозга. Но сейчас речь шла о ее сыне! Эйлин не имела права на ошибку.

Она испугалась, хоть и знала, что пугаться нельзя. Мальчик был ей слишком дорог. «Пожалуйста, не умирай, пожалуйста, не умирай!» — мысленно повторяла Эйлин. Вцепившись в его плечи, она стала звать на помощь, а потом потащила Коннелла к выходу на черную лестницу.

— Анджело! Анджело!

Эйлин стрелой взлетела на второй этаж и заколотила в дверь:

— Спускайтесь к нам! Скорее!

И тут же кинулась обратно к сыну. Руки у нее тряслись.

— Он задыхается! — кричала Эйлин.

Коннелл начал синеть. По лестнице протопали быстрые шаги. Рядом с Эйлин оказался Донни. Оттолкнув ее в сторону, он обхватил Коннелла мускулистыми руками и надавил ему на живот — примерно так и выполняют прием Геймлиха. Что-то вылетело у Коннелла изо рта. Он закашлялся и громко заревел — больше похоже не на детский плач, а на кошачий вопль. На ковре лежал помидорчик черри. Должно быть, малыш проглотил его целиком. Эйлин со злостью раздавила помидор в руке. Усадила сына за стол. Прибежали Анджело, Гэри и Бренда. Коннелл уже почти не плакал, только кашлял. Эйлин пошла налить ему воды. В кухне, увидев тарелки, она вышвырнула их в мусорное ведро вместе со всем содержимым. Чувства захлестывали ее — вот-вот выплеснутся через край. Коннелл быстро выпил воду. Она больше никогда не будет сердиться, что он слишком торопливо ест. Сейчас она сердилась на Эда — за то, что его не оказалось рядом, когда Коннеллу грозила опасность. Какое счастье, что семейство Орландо всегда бывает дома по вечерам! И как стыдно, что она, профессиональная медсестра, не смогла спасти собственного ребенка.

Вернувшись в столовую, она не придумала ничего лучше, чем ляпнуть:

— Ну что, будешь теперь есть помедленнее?

И разрыдалась.

Коннелл от изумления даже плакать перестал.

— Был бы на твоем месте Гэри, я бы к нему и близко не подошел, пусть себе задыхается, — сказал Донни. — Гэри, как это называют по-научному: эвтаназия?