Книга Учебник Жизни для Дураков - Андрей Яхонтов

Он мог бы утверждать это с большей уверенностью: как позже выяснилось, Маргарита в те дни находилась у него. Он мне об этом сам же рассказал. Но опять-таки несколько позже.

КАК НАДО ЖИТЬ

Конечно, надо было ездить с ними на охоту. И на бега, и в казино, и ходить в рестораны. Вместо этого я, по просьбе Маркофьева, досочинял за него дурацкие статьи, писал Мише шпаргалки и мечтал: вот он поступит, переедет от нас, мы станем жить легче, Маргарита будет мною гордиться — ибо я закончу свой диссер, обрету авторитет в научных кругах…

МЕЧТАТЕЛЬНОСТЬ — ПРИЗНАК ИНФАНТИЛИЗМА И НЕДОСТАТОЧНО РАЗВИТОГО УМА, ибо мысль воплощает себя в отвлеченных, не нужных никому формах. Мыслить нужно не отвлеченно, а предметно. Так, как мыслил Маркофьев. Каждую пришедшую в голову мысль он облекал в поступок. Каждый поступок находил адекватное выражение в его теории.

Вот еще одна из мудростей моего друга: ЕСЛИ НЕ БРОСАЕШЬ ТЫ — БРОСАЮТ ТЕБЯ. Запомните это его откровение, друзья!

БРОСАЙТЕ!

Я бы сказал: положение у меня было безвыходное. Если вы сами по себе скучны, унылы, неинтересны — и пожелаете развлечь подругу с помощью вашего более веселого и разбитного приятеля, этот самый приятель ее непременно уведет. Она, по контрасту с вами, просто не может на него не запасть. Если же не будете устраивать для нее подобных развлечений и постараетесь обойтись без друзей, вас все равно бросят из-за вашей унылости и скуки. ВЫХОДА У ВАС НЕТ. НАДО БРОСАТЬ ИХ ПЕРВЫМ. ПОКА ОНИ НЕ УСПЕЛИ СООБРАЗИТЬ, ЧТО ВЫ ИМ НЕ ПАРА. Так и бросайте, переходя от одной — к другой.

ВСЕ ПРАВИЛЬНО

И она правильно, абсолютно правильно сделала, что бросила меня, предпочла мне Маркофьева, моя Маргарита!

Говорю без доли иронии.

Он был весел, а я — скучен. Он гулял дни и ночи напролет, а я корпел над бумажками. Он и всех, всех вокруг вовлекал в праздник своей жизни, а я нагонял неискоренимую, непобедимую тоску.

А вы — какого бы человека предпочли в спутники жизни, если бы довелось выбирать из нас двоих? Ответ напрашивается сам собой.

И потом он ведь был дьявольски обаятелен, разве не так? Что бы ни делал, ни говорил, как бы ни поступал — на него невозможно было сердиться, неизменно он оставался ласков, обворожителен, любим. Всеми. В том числе и мной.

И если честно, я даже рад был, что не загубил жизнь Маргариты, не задушил своим занудством. А требовать от женщины жертвенности — еще чего не доставало, этак мы далеко зайдем в своих притязаниях. Кто станет сегодня соблюдать глупые средневековые предрассудки: верность до гроба, общность целей, родство душ… Нет, мы, слава Богу, с тех пор ушли далеко вперед.

СОСЕДИ

Маркофьев о ней заботился. Не то, что я. Он вел себя как истинный герой и джентльмен.

Я ведь упоминал уже про верхних соседей, которые шумом своим мешали Маргарите, да и всем нам, живущим под ними. То они били посуду, то начинали что-то мастерить на балконе, при этом так громко и звонко стучали, будто били молотком в железный рельс. В нашей квартире все гудело. Да еще их болонка постоянно выла — может, от ужаса, а, может, они ее не кормили. Если бы эти соседи шумели время от времени, но нет, ощущение было: они только и делают, что скандалят, бьют посуду, после чего стремительно выбегают на балкон и колошматят молотком в бетонный пол, а затем включают на полную мощность радиоприемник.

Моих просьб они не слушали. Когда я умолял хоть на ночь делать перерывы в бедламе, — ухмылялись. А Маркофьев сумел их утихомирить. Однажды, вернувшись домой, я поразился странной, мертвенной, непривычной тишине, царящей в квартире. Сперва даже не мог понять, в чем дело, а потом сообразил: сверху не доносилось ни звука. Катя, захлебываясь от счастья, мне рассказала:

— Это дядя Маркофьев пошел гулять с Джоем, а соседи гуляли со своей болонкой. И наш Джой, дядя Маркофьев спустил его с поводка, эту болонку в клочья разорвал!

От Маргариты я узнал дополнительные подробности:

— Это что — болонка! — возбужденно говорила она мне. — Он этим негодяям сверху сказал, что наша собака их самих порвет, если раздастся еще хоть шорох. И они сразу пришипились! Вот мужская постановка вопроса!

Маркофьев, когда Маргарита стала его благодарить, лишь скромно потупился.

— Так поступил бы каждый, — просветленно улыбаясь, произнес он.

ТАК ГОВОРИЛ МАРКОФЬЕВ

Кажется, именно после истории с загрызенной болонкой Маркофьев печально изрек:

— Увы, ЛУЧШИЕ КАЧЕСТВА В ЧЕЛОВЕКЕ УДАЕТСЯ ПРОБУДИТЬ ИЛИ С ПОМОЩЬЮ ДЕНЕГ ИЛИ ПУТЕМ СИЛЫ, ПРИНУЖДЕНИЯ. — И пояснил свою мысль: — Человек сам по себе мало склонен к проявлению лучшего, что в нем есть. Заплати ему как следует — и он в лепешку расшибется, демонстрируя доброту, отзывчивость, благородство. Но, конечно, можно обойтись без денег. Заставить. Самое надежное — под угрозой смерти или чем-нибудь попроще. Разорвать болонку. Похитить ребенка. Особенно эффективно такие качества как любовь, дружба, взаимовыручка, бессребреничество проявляются под дулом пистолета. Наставь его на человека — и человек будет таким, каким ты захочешь, чтобы он был.

ВИШНЕВЫЙ САД

А еще эти соседи (до того, как утратили свою собачку) бросали с балкона и из окон всякий мусор, который падал на наш балкон или влетал в наши окна. Лень им было выйти к мусоропроводу, или поступали так из вредности?

Так вот, картонки из-под тортов, пакеты из-под молока, бумажки, старые газеты лететь перестали. Мы могли теперь спокойно отдыхать на балконе.

И однажды, когда стояли с Маркофьевым и, облокотившись на перила, ели вишню, а косточки он сплевывал вниз, на зеленый газон, с губ его сорвались удивительные по своей поэтической образности слова:

— Вот и останется после меня — цветущий вишневый сад.

ОН И Я

Маргарита вот именно должна была его полюбить. А меня — бросить. Ибо он умел заглядывать вперед, а я нет. (В этом и проявлялась его недюжинная талантливость). Он видел будущие вишневые сады, которые зашумят благодаря его усилиям по всей земле, а я последствий глупых своих действий не мог предусмотреть. Надышаться не мог на свою Маргариту. Каждое пятнышко на ее настроении старался как можно скорее стереть и довести ее радость до блеска. Болван! Кем же я был после этого, если не болваном?

А вот надо было напиваться, врать, изменять — и я бы не убил ее любовь.

ВИНОВНИК ВСЕХ МОИХ БЕД (продолжение)

Я вернулся домой и застал Мишу швыряющим перочинный ножик в филенчатую поверхность двери, к которой, кстати, была прикреплена кнопками таблица с результатами моих опытов. Я постоянно хотел держать их перед глазами, а другого места для этого не было: в комнате одну стену занимал книжный стеллаж, на другой висел ковер, в третьей стене было окно и, соответственно, гардины, ну, а остатки четвертой, той, в ко-торой находился дверной проем, закрывали платяной шкаф и телевизор. Здесь, на двери, моей таблице было самое место, хотя от толкания руками появлялись пят-на, и эта общая ее засаленность немного меня раздра-жала.