Книга Тамерлан. Правитель и полководец - Гарольд Лэмб

Тимур заглянул в гробницу Джехангира и велел расширить ее, чтобы похоронить там и Омар Шейха. В последние годы жизни эмир становился все более молчаливым, склонным подолгу задумываться над шахматной доской. Он проводил меньше времени в Самарканде. Тимур никому не поверял своих планов, но после смерти Омар Шейха он предпринял первый из своих дальних походов.

Виночерпии

До сих пор тюркский завоеватель обращал мало внимания в сторону южных стран. Индия, расположенная за хребтами Гиндукуша, интересовала его больше с точки зрения торговли, а от Ирана его отделяла цепь соленых озер.

Большая часть Ирана – страны былого великолепия – оказалась в руинах. На выложенных мрамором тронах там сидели жалкие потомки когда-то великих воителей ислама. Это была страна полуголых паломников, высушенных солнцем, дервишей, танцующих под удары бубнов, господ, едущих на ослах под балдахинами, которых носили рабы. Слишком часто молитвенные коврики там пропитывались вином, а седые бороды – соком конопли.

Это также изменчивая, пыльная страна – прекрасная, когда полная луна поднималась над оградами садов, и отвратительная, когда порывистый ветер пустыни завывал в тени деревьев. В ней сохранились колонны Персеполя, древней столицы Ахеменидов, и площадки желтого мрамора, на которых танцевали рабыни ассирийской царицы Семирамиды.

Поэт Хафиз из Шираза говорил, что в его стране мало музыкантов, потому что только редкий музыкант может сыграть мелодию, под которую танцуют одновременно и пьяница и трезвый.

Персия, нынешний Иран, слишком долго жила в роскоши. Местные богачи подозрительны, а бедняки заносчивы. Один шах ослепил своих сыновей и радовался смерти брата, издевательски заявляя, что наконец они с братом поделили землю – один остался на земле, другой – под землей. Здесь, по словам одного сатирика, невежа – баловень судьбы, а ученый – не настолько умен, чтобы зарабатывать на жизнь. Уважаемой женщиной здесь считается та, у которой много любовников, а безвестной домохозяйкой – та, у которой их мало[10].

Здесь суфии в шерстяных накидках вели мистические споры с поэтами. И здесь можно было обнаружить сакы, виночерпиев.

Виночерпии совмещали в себе скоморохов, мастеров панегирика и каламбура. Из них сложилось поэтическое братство. Эти персы, любители наслаждений, были весьма привязаны к дочери винограда (вину) и предпочитали больше воспевать богатырей, нежели самим надевать боевые доспехи.

Мы не что иное, как череда

Движущихся таинственных теней, –

Которые отбрасывает во тьме фонарь,

зажженный солнцем,

В руке Творца зрелищ.

Эти персы могли забросать камнями богохульника и рассуждать за чашей вина по поводу никчемности религиозной веры. Персы были эллинами Азии, сибаритами и порой фанатиками. Они ненавидели представителей тюркских племен и называли их еретиками.

Последний шах, покровитель Хафиза, испытывал более чем обычный интерес к винам Шираза, а также к игре триктрак, красоткам и свечам. На закате своих дней он вспомнил, что много лет назад заключил союз с Тимуром. Он организовал торжественные приготовления для собственных похорон, наблюдая, как шьют для него саван и сколачивают гроб. Урывками он диктовал письмо Тимуру, которого никогда не видел, стремясь произвести на тюркского вождя впечатление своими рассуждениями о надвигающейся смерти.

– Великие люди знают, – диктовал шах, – что мир непостоянен. Серьезные люди не размениваются на мелочи, не предаются мимолетным удовольствиям и любовным связям, потому как они знают, что все проходит…

Что касается нерушимого договора с тобой, то я считаю нашу монаршую дружбу большим завоеванием. Смею сказать, что мое главное желание состоит в том, чтобы в Судный день стоять с этим договором в руке и чтобы у тебя никогда не было повода упрекнуть меня в нарушении слова…

Теперь меня призывают предстать перед Единственным Творцом Вселенной. Благодарю Божественное Провидение за то, что моя совесть чиста, несмотря на допущенные мною мелкие греховные проступки, которых трудно избежать в жизни слабому человеческому естеству. Я вкусил все удовольствия, которые можно было позволить за пятьдесят три года моей жизни на земле…

Короче говоря, я умираю таким, каким жил. Я расстался со всей тщетой и суетой этого мира. Молю Аллаха дать благословение этому государю (Тимуру), столь же мудрому, как Соломон, и столь же великому, как Александр Македонский. Хотя нет необходимости беспокоиться за судьбу, моего любимого сына Зайна аль-Абедина – да подарит ему Аллах долгую жизнь под сенью твоей защиты, – я оставляю его на попечение Аллаха и твоего величества. Могу ли я сомневаться в том, что ты останешься верным нашему договору?

Прошу тебя также произнести в честь твоего преданного друга поминальную молитву. Счастлив, что ухожу из жизни, сохранив дружбу с тобой. Возможно, благодаря молитвам такого великого и победоносного государя, как ты, Аллах смилостивится надо мной и вознесет меня к святым. Вот о чем мы молим твое величество в качестве своей последней воли. За это ты будешь в ответе, когда наступит пора и тебе уходить в иной мир.

Оказывается, такое же письмо с добавлением аналогичных подарков было послано и султану Багдада. Через некоторое время персидский шах умер, а десять его отпрысков начали борьбу за свою часть наследственных владений. Один получил Исфаган, другой – Фарс, третий – Шираз и т.д. Они стали править в своих владениях. Некоторые чеканили монету, но все исправно повышали налоги и претендовали на то, что им не принадлежало. Это были князьки из рода Музаффаридов, отношения между которыми лишний раз подтверждали справедливость выражения: «Враждовать, как родственники шаха».

В 1386 году, когда под тусклым зимним солнцем поблекла ослепительная поверхность пустыни, в эту часть Ирана прибыл с севера Тимур и с ним семьдесят тюменов опытных воинов, привыкших к походам. Их изумило и восхитило великолепие Исфагана – города величественных зданий, сводчатых улиц, мостов, где толпились люди. Вот что писал об этом имперском городе Ибн Батута, побывавший здесь ранее: «Мы проходили мимо фруктовых садов, арыков и благоустроенных деревушек по дороге, огороженной голубятнями. Это большой прекрасный город, правда страдающий от религиозной вражды. Мы обнаружили здесь прекрасные абрикосы, дыню и айву, местные жители заготавливают их так же, как мы в Африке свои фиги. Исфаганцы прекрасно сложены, белокожи и слегка подрумянены. Они любезны и гостеприимны. Как правило, они приглашают вас на лепешки и молоко, но вам всегда дадут отведать на роскошных блюдах самые изысканные сладости».

Тимур приблизился к Исфагану в полной боеготовности, но воевать не собирался. Он помнил о просьбе шаха покровительствовать его наследникам. Единственное, что тревожило Тимура, – это задержка Музаффаридами без всякой причины его посла. Несколько лет эмир следил за распрями принцев издалека, затем решил встретиться с ними.