Книга Стратонавт поневоле - Леонид Треер

— Этот, что ли? — усмехнулся Стульчик, похлопав по обшивке самолета. — Неплохой драндулет.

Он крутнул пальцем пропеллер и с радостным удивлением отметил:

— Гляди-ка! Крутится!

Затем он ухватился за переднее колесо и выволок с помощью Редькина самолет на середину поля.

— По коням! — закричал старейший орел и уселся переднее сиденье.

Коля и Леро устроились сзади. Оскар Стульчик почему-то долго сидел без движений, затем включил двигатель и надсадный рев оглушил воздухоплавателей. Ас накинул на кабину прозрачный колпак, задергал какие-то рычаги, и самолет поехал. Двигался он по очень сложной кривой несколько раз чуть не столкнулся со стоящими машинами Оскар повернул к Редькину растерянное лицо и что-то прокричал. Что именно — Коля не расслышал из-за рева мотора. Потом вдруг самолет начал гоняться за коровами, мирно жующими траву. С глухим мычанием коровы бросились врассыпную, и только бык не отступил. Он наклонил голову, выставил рога, сверкнул яростным глазом и ринулся в атаку на обидчика. Его мощные рога не сулили авиаторам ничего хорошего, столкновение казалось неминуемым, но в последнюю минуту самолет круто развернулся и быстро поехал прочь. Бык, поняв, что победа близка, помчался за ним. Оскар оглянулся, на лице его отразился ужас, и старый орел в панике заметался по кабине, желая выпрыгнуть из нее. При этом он дергал и нажимал все, что попадалось под руки. По этой ли причине или по какой другой — неизвестно, но самолет внезапно оторвался от земли под самки носом у разъяренного быка и на низкой высоте полетел туда, где маячили небоскребы Скандальона.

Взлет произвел на Редькина гнетущее впечатление, но он решил, что маленькое представление с быком Оскар устроил специально для пассажиров. Однако события в воздухе стали принимать угрожающий оборот. Вместо того чтобы набрать высоту или, по крайней мере, обогнуть город, воздушный ас почему-то решил пронестись над Скандальоном в нескольких десятках метров от земли. Обилие небоскребов делало эту затею особенно опасной. Самолет мчался прямо на них, и оставалось загадкой, почему он ни разу не врезался в громадные серые башни. Это было тем более загадочно потому, что всякий раз, когда уклониться от небоскреба, что казалось уже невозможно, Оскар Стульчик поворачивал к Коле бледное лицо и пронзительно кричал! «Мама!»

Когда город остался позади, летчик заплакал и, размазывая слезы, сказал:

— Прости меня, мальчик! Я ужасный негодяй. Коля решил, что он испытывает угрызения совести из-за того, что слишком напугал пассажиров, и стал ycпокаивать раскаивающегося пилота.

— Нет-нет, — повторял Оскар, — я негодяй, я обманул тебя, польстившись на деньги. Никакой я не орел. Я простой аэродромный сторож и сегодня лечу впервые.

Он опять зарыдал, оплакивая не столько Редькин сколько свою неминуемую гибель.

— А как же вы взлетели? — удивленно спросил Редькин.

— Откуда я знаю, — всхлипнул сторож, — почему мы взлетели и почему до сих пор летим? Я к этому не причастен. Все равно мы погибнем, потому что рано или поздно придется садиться.

Коля с досадой оглянулся вокруг, ища выход из трудного положения. Но вокруг было небо, а внизу — земля.

— Что ты предлагаешь? — спросил он у друга.

— Лететь! — ответил Леро. — Какая разница, где свернуть шею при посадке: здесь или в Терракотовых горах. По крайней мере, у нас еще будет время подумать.

Леро был прав. Коля наклонился к Оскару и сказал:

— Будем лететь до победного конца! Только нужно подняться повыше. Попробуйте потянуть ручку на себя.

Стульчик потянул ручку, но сделал это слишком резко, и самолет встал почти вертикально. Оскар взвыл и рванул ручку от себя так, что машина круто нырнула вниз. Попрыгав, самолет все же достиг облаков, и вскоре измученный Оскар, проклявший свою жадность, немного приспособился к норовистой технике. Под ними проплывали Терракотовые горы. До самого горизонта, словно плечи исполинов, торчали обожженные вершины.

Наконец они достигли Долины Вольных Духов и увидели внизу голубую ленту реки. Предстояло самое трудное — посадка. Неровные, заросшие берега могли поставить в тупик даже опытных летчиков.

Сторож совершенно ошалел от страха и попытался выпрыгнуть из кабины, но был вовремя схвачен за рукав Редькиным.

— Это конец, — бормотал Оскар, — пустите меня, пустите…

Коля взял управление самолетом в свои руки. Собственно говоря, у них оставался лишь один выход — попробовать сесть на воду.

Оскар жарко дышал ему в затылок, с ужасом глядя на надвигавшуюся землю. В душе он давно считал себя погибшим и теперь смотрел, как это будет происходить на самом деле.

Самолет долго несся над рекой, почти касаясь колесами ее поверхности. Наконец, потеряв скорость, он шлепнулся в воду и его понесло по течению. Коля вытер рукой пот со лба.

— Мы живы? — спросил Стульчик, не открывая глаза — Только правду!

— Пока живы, — ответил Редькин, — но надо как-то выбираться на берег. Нас может ударить о камни.

Быстрый поток нес самолет, как щепку. Попытки вылезти в воду окончились неудачей. Русло начало сужаться. Река с ревом устремлялась в узкий проход. Посреди прохода возвышался огромный валун.

— Мы пропали, — сообщил сторож и опять закрыл глаза.

Он был недалек от истины. Коля уже мог различить морщины на лбу валуна, когда вдруг самолет замер, попятился назад и медленно пополз хвостом к берегу. Редьки оглянулся. На хвост была наброшена петля. На берегу стоял человек и тащил канат.

Это был высокий, плечистый индеец с длинными черными волосами, перехваченными ремешком.

Самолет наконец застыл на берегу, и спасенный экипаж ступил на траву. Индеец с непроницаемым лицом следил за странными пришельцами, которые спешили к нему выкрикивая слова благодарности.

— Николай Редькин, — представился Коля и на всякий случай ударил себя в грудь.

— Чингачгук, — произнес индеец.

— Тот самый? — изумился Редькин. — Большой Змей

— Правнук того самого, — уточнил индеец, — Чингачгук Четвертый.

Коля с нескрываемым восхищением смотрел на Чингачгука Четвертого, как две капли воды похожего на Чингачгука Первого, чей образ до сих пор гуляет по киноэкранам. Редькин даже хотел попросить автограф, но подумал что начинать беседу с автографа не очень вежливо.

В это время подошел запыхавшийся Стульчик.

— Эх, парень! — заорал он. — Золото ты мое, на таких, как ты, земля держится, дай я тебя поцелую.

Раскрыв руки для объятий, он потянулся к индейцу, но тот мягко, но решительно отстранил Стульчика.

— Извини, бледнолицый брат, — твердо сказал Чингачгук, — у нас не принято целовать мужчин.

Он вынул из кармана кисет, трубку, украшенную перьями, набил ее табаком, разжег и протянул гостям. К курению Редькин относился отрицательно, но отказаться от трубки мира было бы просто неприлично. Все трое уселись на траву и, пустив по кругу трубку, степенно задымили. Стульчик нетактично пускал колечки и считал их с радостным удивлением.