Книга Знакомый незнакомец - Эрин Найтли

— И ваш отец на это согласился? Пою хвалебную песнь вам и вашей поразительной способности убеждать, миледи. Вы, должно быть, очень довольны, — ответил он, не скрывая сарказма. И сам же прикусил язык. Нужно было держать чертов рот на замке. В конце концов, не его это дело!

Радость, сиявшая в его глазах, померкла, сменившись чем-то вроде настороженности.

— Чрезвычайно довольна. Не каждый день, сэр, человек превосходит ожидания окружающих и достигает того, что ранее казалось невозможным.

Она несет чушь! Самая страстная, остроумная, веселая, умная леди хочет уйти от мира и трудиться, как высохшая старая дева? Она не дает себе шанса!

— Согласен. Вот только нужно спросить, поднимается ли он при этом над окружающими или падает в пропасть?

Эви охнула и отступила:

— Что за глупости, мистер Бенедикт? Вы ничего обо мне не знаете и все же решаетесь сделать подобные выводы? Но какое это имеет значение для вас?

О, как она ошибалась! Он знал ее. Знал достаточно хорошо, чтобы понимать: она достойна найти счастье в любви. Но добровольно лишает себя будущего, отрекаясь от всякой возможности иметь семью и детей. А вот у него больше нет такой роскоши, как выбор. Его надежды уничтожены независимо от того, что произойдет, когда он покинет этот дом. И, хоть и не по собственной вине, проведет остаток жизни опозоренным изгоем или обремененным сознанием того, что предал свои моральные принципы ради блага окружающих. А Эви… весь мир лежит у ее ног, а она отворачивается от него.

Маленькая дурочка.

Он скрипнул зубами, чтобы удержаться и не высказать все, что чувствует. Наконец Бенедикт почтительно склонил голову:

— Значения это действительно не имеет. Я только надеюсь, что вы все хорошенько обдумали.

Она скрестила руки. В лазурных глазах плескался холод.

— А вы мне уже начали нравиться. Очевидно, я потеряла способность верно судить о людях. Спасибо за то, что вовремя позволили увидеть вашу истинную природу.

— Если призвать к благоразумию означает выказать свою истинную природу, тогда и благодарить не за что, миледи.

Она поморщилась, словно ощутив запах гнили.

— Благоразумие? Должно быть, вы бредите.

— Совершенно верно, — кивнул он, жестом показывая колебания весов. — Все зависит от истолкования.

— Но что тут истолковывать? Вы достаточно дерзки, чтобы предположить, будто я сама не знаю, чего хочу. Почему? Потому что я всего лишь женщина?

— Я никогда не говорил…

— С таким же успехом могли и сказать! — воскликнула она, краснея. — Вы не знаете меня настолько хорошо, чтобы делать выводы. Тем не менее, вероятно, считаете, что лишь потому, что я женщина…

— Это потому, что вы так много можете предложить!

Оба оцепенели.

Бенедикт выглядел еще более удивленным, чем Эви. Пробормотав проклятие, он снял шляпу и провел рукой по волосам.

— Забудьте все, что я говорил. Можете делать все, что вам угодно, и я буду держать свои бредовые заявления при себе.

Эви от неожиданности онемела. Как она могла забыть все, что он сказал?

Удовольствие от похвалы разлилось по телу, согревая сильнее самого яркого солнца.

— Вы считаете, что я многое могу предложить?

Он покраснел… на самом деле покраснел, взволнованно потер ладонью губы и быстро, порывисто кивнул:

— Да, конечно. Ричард всегда так высоко вас ценил. А при том количестве никчемных и ничтожных людей, которыми нынче так и кишит общество, необходим приток свежей крови.

Она смешливо фыркнула, прежде чем зажать рот ладонью.

— Не могу поверить, что вы это сказали.

— Вы не согласны?

— Конечно, согласна. Просто не могу поверить, что вы облекли это в слова.

Они улыбнулись друг другу. Напряжение, копившееся между ними, растаяло. Несколько секунд оба молчали. Потом Бенедикт откашлялся и жестом попросил ее идти дальше.

— Но может, вы хотите вернуться?

— Нет, пойдем дальше. Еще рано.

В ее сердце бурлила радость. Как приятно идти рядом с ним. И тишину леса нарушали только звуки их шагов по тропе и иногда — птичье пение. Ощущение было такое, словно они уже гуляли вместе, просто наслаждаясь обществом друг друга.

— Спасибо за то, что сказали это, — тихо сказала она.

— Что именно?

— Что мне есть что предложить. Понимаю, я не идеальный пример женственности.

— Благодарите Господа за это. Вы действительно хотите стать идеалом женственности в обществе?

Эви хихикнула. Теперь он начал ее понимать!

— Ни в малейшей степени. Пусть я остаюсь в меньшинстве. Но вполне довольна своей судьбой. Однако моя не совсем обычная натура имеет свойство навлекать на меня неприятности. Например, когда я, сама того не желая, называю незнакомого человека олухом.

Бенедикт усмехнулся:

— Признаюсь, что для меня это стало совершенно новым впечатлением.

Засмотревшись на него, она не заметила камешка на дороге, пока не споткнулась. Он мгновенно схватил ее за локоть, чтобы удержать на месте. Не ожидавшая такого, Эви ахнула. Их взгляды на мгновение встретились, и она улыбнулась, прежде чем устремить глаза на тропинку.

Бенедикт не отпустил руку. Наоборот, крепче сжал пальцы на ее локте. Она проглотила смешок. Оба они взрослые люди. Если он хочет поддержать ее под руку, это вполне приемлемо. И никому, кроме нее, нет до этого дела, зато она каждой частицей тела ощущала присутствие Бенедикта, идущего рядом с ней.

— Значит, вы действительно счастливы? — тихо спросил он. — И больше ничего не хотите от жизни?

Ее несчастный затуманенный мозг пытался что-то придумать, но сердце билось слишком часто.

— Пока что я наслаждаюсь всем тем, что уже присутствует в моей жизни.

Это было абсолютной правдой. Она могла провести с Бенедиктом целый день и быть счастлива.

Тропинка сузилась, и им пришлось придвинуться ближе друг к другу. Пряный аромат его одеколона смешивался с запахами земли и мха.

Он поднял брови.

— Тем, что присутствует в вашей жизни?

Она остановилась. Он последовал ее примеру, и они повернулись друг к другу. Она сразу поняла, что они стоят ближе, чем позволяют приличия. Но никто не шевельнулся. Она облизнула губы и кивнула:

— В основном.

Почему так трудно думать, когда его рука сжимает ее локоть? Такая сильная, теплая и уверенная…

Деревья над ними шелестели от ветра, и солнечные пятна танцевали на его широкой груди и плечах.

— В основном? — переспросил он, и глубокий бархатистый голос был словно ласка. Бенедикт слегка склонил голову набок, не отрывая от нее взгляда.