Книга Мефодий Буслаев. Ожерелье дриады - Дмитрий Емец
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Двадцать минут спустя красный вагон нырнул в дождевое облакои опустился на рельсы в двух кварталах от станции метро «Павелецкая». Примернотогда же Эльза Флора Цахес исчезла, а на ее месте как-то очень будничнопоявилась заспанная женщина в теплой безрукавке. В одной руке у нее была булка,а в другой ряженка в картонном пакете. Ничему не удивляясь, женщина отхлебнуларяженку. Освобождая руку, она прикусила зубами край булки и, держа ее во рту,недовольно открыла Дафне заднюю дверь. Как только Даф вышла, дверь немедленнозахлопнулась.
С котом под мышкой Дафна побрела к метро. Холодные струидождя затекали ей за шиворот. Даф шла по лужам, ощущая ноги до колена каксплошную сырость, и ей чудилось, что неприветливый город гонит ее прочь, толкаяв спину порывами холодного ветра.
«Твой выбор очень прост: или остаешься с Мефодием истановишься обычной земной девчонкой, или возвращаешься в Эдем, передав Мефадругому назначенному стражу! И то при условии, что вам удастся найти дриаду!» –вертелись у нее в голове последние слова Шмыгалки.
Копоть лишних слов
Ваш альбом 41-го года,
Где любовью лист каждый дрожит,
Ныне в ящике верхнем комода
Позабытый спокойно лежит.
А.Г. Тучков
– Тоска зеленая! – зевнул Меф.
Он сам не знал, почему это брякнул. Просто само брякнулось,и все.
– А почему не синяя, не красная? – спросила Дафвстревоженно. Она еще надеялась перевести все в шутку.
– Потому что зеленая… Хочется чего-то, а чего, я и самне пойму. Взять бы гранатомет и разнести все к бармалеям пыхтящим!
– Что разнести?
– Ну, город. Дома. Забегаловки эти наши. Вообще все.
– Зачем?
– Сам не знаю. Чтобы их не было. Просто так, –пожал плечами Меф.
Дафна посмотрела на него с тревогой. Меф был будто прежним,но вместе с тем и не прежним. Что-то в нем изменилось. Точно на него нашлатуча, и все омрачилось. «Я ослабела, когда поранилась, и он тоже из-за меня?» –озадаченно подумала Даф.
Некоторым оправданием Мефу могло служить то, что сегодня егозаставили работать в ночную смену. С дрелью и отверткой в зубах он балансировална кривой стремянке и аккуратно сверлил кафель. Вставлял дюбеля и вкручивалкороткие черные шурупы.
А началось все так.
– Ты у нас самый ловкий! – польстила Тощикова, свечера вручая ему дрель тем торжественным жестом, каким вручают наградноеоружие. – Единственный, кто способен залезть под потолок и не сломать себешею!
– А если сломаю? – спросил Меф.
– Если сломаешь, оплатим больничный, а потом дадим тебеотпуск: двадцать четыре рабочих дня!
– А зачем сверлить?
– Рекламу какую-то ляпать будут. Начальствовелело! – заявила Тощикова и ткнула пальцем почему-то не в потолок, а впол, точно их общее начальство сидело в подвале.
Утром, когда Буслаев успешно просверлил восемь раз по дведырки, явился замотанный парень из центрального офиса и повесил на шурупы белыеламинированные картонки:
«Внимание! Настоящие пельмени только у нас! Покупая пельменив других местах, вы поощряете пиратство! (с) „Звездный пельмень“
Меф ощутил себя глобальным гадом: дырки-то в стене сверлилон.
– Все-таки ты дурандот! – с грустью констатировалаДафна.
Ей сложно было сказать «дурак». «Дурандот» звучало нежнее.Ее голова лежала у Мефа на плече. Рядом пыхтел машинами Гоголевский бульвар.Гоголь смотрел с памятника на бесконечно скользящие автомобили и, казалось,думал: «Уверен, все эти люди едут по действительно важным и неотложным делам.Потому что если нет, то какой смысл сидеть в машине, нервничать и тратить наэто время своей жизни?»
– Почему это я дурандот? А?! – заинтересовалсяМеф.
Среди множества негативных его черт была и одна хорошая:обидеть Мефодия можно было только выстрелом в голову. Буслаев или принималлюдей такими, какие они есть, и потом уже все им прощал, или человек сразу былему чужероден и он его сторонился.
– Разве сейчас тебе плохо? – спросила Даф.
Буслаев задумался. Солнце, лето, бульвар, голова девушки натвоем плече. Чего еще можно желать? Но все равно что-то грызло. Странное,неприятное, суетливое беспокойство, какое бывает у человека, пытающегосянагрести больше покупок, чем он может унести.
– Вроде хорошо, – сказал Меф, сожалея, что вообщезатронул эту тему.
– Вот именно: вроде хорошо! Типа хорошо. А еще лучше: типатого хорошо! – горько передразнила Дафна. – Ты вроде как счастлив сомной, но вроде как в этом сомневаешься.
– Да не сомневаюсь я! – заверил ее Меф.
У него был врущий голос человека, которого грузят, нокоторый не собирается этого признавать.
– Да ладно, – сказала Даф беспомощно. – Тебеже хуже!
– Отчего хуже?
– Ты никак не можешь понять: то, что происходит вокругтебя сейчас, в данную конкретную минуту, – и есть самое настоящее, полное,ничем не разбавленное счастье! Здесь и сейчас!
Меф кивнул, рассеянно соглашаясь.
«И чего она? Нормальная, в целом, девчонка, только вот вечнонапрягает», – подумал он.
Это было уже слишком! Даф и сама была на взводе, и нуждаласьв утешении ничуть не меньше Мефа. Не ему, а ей грозила смерть – причем неотчего-нибудь, а от его же меча!!! Не он рисковал крыльями, вечностью и всем,что у него было. Не он ходил с холодной змеей, ползающей внутри, при этомухитряясь улыбаться и любить – причем не вымученно, а искренно.
Все сегодняшнее утро Дафна жадно впитывала Мефа глазами,мысленно прощалась с ним, а он был такой весь невыспавшийся, недовольный,злобненький. Не такой, какого ей хотелось сохранить в памяти.
Чаша терпения переполнилась и вскипела. Даф вскочила, уронивс колен флейту. Она не так часто бушевала, но когда бушевала, происходиличудеса. Памятник Гоголю повернул голову и предупреждающе посмотрел на нее,будто умолял: «Осторожно! А то перья потемнеют!»
– Ты безнадежен! – крикнула Даф. – Что тебени дай – тебе все мало! Такие, как ты, могут быть счастливы либо в прошлом,которого уже нет, либо в будущем, которого вообще нет!
– Почему это вообще нет? – озадачился Меф.