Книга Продленка - Людмила Матвеева

— Я всегда усталая, — говорила тётя Зоя, — проснусь утром — и как будто не отдыхала. Возраст, что ли, такой утомлённый?

— Ну сядь, Зоя, отдохни. Чего жаловаться? Я лично никогда не жалуюсь.

— Жизнь несладкая, вот и жалуюсь, — ответила тётя Зоя с вызовом. Как будто все виноваты.

— А у меня прямо печенье с вареньем. — Мама сама себе смело кивнула в зеркало. Ничего, мол, Вера, не страдай, выживем.

Жене показалось, что в эти минуты мама о ней забыла. Или считала, что дочь не слышит. Почему-то взрослые иногда начинают считать детей глухими. Наверное, взрослым так удобнее. Всегда слышал ребёнок нормально, а вдруг взял и оглох на полчаса. По специальному заказу. А потом опять слышит, оба уха у ребёнка в порядке. Но они, уши-то, у Жени всё время в порядке, и всё Женя слышит. Правда, иногда делает вид, что никто ничего при ней не сказал. Раз маме так нужно — что ж, пожалуйста. Про печенье с вареньем Женя в тот раз не слыхала, маминой улыбки, победной и печальной, не видела. И вообще она ничего не знает о том, что происходит в их семье. Пусть она считается дурочкой, недоумком, несмышлёным козлёночком-ребёночком вроде Аньки. Пускай.

Вообще-то мама была права. Чего жаловаться? Чего ныть и скулить? От этого не становится легче, и Женя не жалуется. Даже Анька у них такая, а ей-то всего четыре года. Не плачут Соловьёвы — и всё.

В этот раз Женя сидит в уголке, никаких таких интересных разговоров не слышно, но всё равно хорошо в парикмахерской. От всего хорошо — от запаха, который кажется Жене изумительным. От ярких ламп, отражённых в больших зеркалах. От того, что отсюда все выходят красивыми.

Парикмахер Лариса, в больших заграничных очках, похожая на журналистку или иностранную переводчицу, кричит:

— Следующая!

С её кресла поднимается коротко остриженная пожилая женщина в зелёном костюме. Женя думает: «Напрасно такую короткую стрижку носит, ей не идёт, неженственно».

— Следующая! — опять зовёт Лариса, но у двери никто не встаёт со стула.

Худая молодая женщина с оранжевыми волосами, которую Женя про себя назвала Морковкой, говорит виновато:

— Я Верочку жду, я её постоянная клиентка.

— И я к Верочке, — отзывается невысокая полная женщина, у неё большие щёки, похожие на булки, кругленькая.

Двое к маме. А больше у дверей никого нет.

— Как хотите. — Скрывая недовольство, Лариса садится сама в кресло, снимает свои роскошные очки и красит ресницы.

Смотреть на это Жене очень интересно. Как удаётся Ларисе подносить маленькую щёточку, намазанную чёрной тушью, к самым глазам и при этом не моргать? Сила воли, вот что это такое.

Потом Лариса уходит в подсобку пить чай.

— Вы тоже к Верочке, оказывается, — говорит Круглая Морковке, — все любят Верочку. Знаете что? Может, вы меня пропустите вперёд? Я в перерыв забежала.

— Я вас отлично знаю, — отвечает Морковка. — Вы же в нашей «Кулинарии» работаете, я у вас недавно торт «Штефания» купила за пять с чем-то. Очень вкусный торт, моему зятю понравился.

Морковка симпатичная, она, наверное, пропустит Круглую. Женя тоже вспомнила эту продавщицу — сколько раз покупала у неё кекс для себя, эклер для Аньки. Женя с Анькой любят есть тут же, в «Кулинарии». Жёлтенький круглый кексик, изредка попадаются изюминки.

Хорошо, наверное, работать в таком отделе, вокруг столько вкусного. Можно на обед есть торт, на ужин кекс или венгерскую ватрушку.

— Сладкого не люблю, — вдруг говорит круглая, как будто отвечает Жене, — мучного в рот не беру, всё ем без хлеба, даже селёдку. Сахар в чай не кладу, а почему-то полнею.

— Конституция такая, — мирно отвечает Морковка, — всё зависит от конституции.

Женя понимает, что Морковка уступит очередь Кругленькой.

— Спортом надо заниматься, — высказывает своё мнение Верочка, — и никакой полноты не будет. Я вот ем и мучное и сладкое, а не полнею.

Женя отворачивается, мама сказала это в расчёте не только на Круглую, но и на свою дочь Женю, которая вчера пропустила гимнастику. Мама не любит терять времени впустую: раз Женя пришла к ней на работу, надо и тут Женю воспитывать.

Вдруг в парикмахерскую вбегает девочка, Женя широко раскрывает глаза — ух ты! Короткие, до колен, бархатные брючки. Майка с попугайчиками. Модная сумка слегка покачивается на длинном ремешке. Женя заворожённо смотрит на девочку. Такие брюки называются «бермуды», такая майка называется «олимпийка», сумка тоже как-то называется — Женя забыла, надо будет спросить у Нины Грохотовой, Нина знает, она самая модная на продлёнке. У Нины австрийские туфли и «дипломат» из Англии. Но эта девочка была потрясающей, она шла, как танцевала. Повертелась посреди зала, чтобы все успели её разглядеть. Потом спросила:

— Можно сделать причёску под Аллу Пугачёву?

Длинные прямые блестящие волосы лежали у девочки на плечах.

— Химию? — спросила Лариса, выходя из подсобки и дожёвывая бутерброд; она снова была в своих фирменных очках, — А чего ж? Садись, кресло свободно, сделаем под Аллу — низкая чёлочка, мелкая завивочка.

Вдруг Женина мама говорит сердито:

— Никаких тебе Пугачёвых! Иди домой и не выдумывай! Нашлась «звезда эстрады»!

Лариса снимает очки:

— Вера, ты что? Чего ты, Вера? Химия же, план же.

Женя понимает: химическая завивка, которую просит роскошная девочка, дорого стоит, Лариса сразу выполнит дневной план.

— Мала она, — говорит Вера, — строит из себя. Не терплю, когда из себя строят. Они скоро в десять лет начнут химию делать.

— Мне пятнадцать! — Девочка подбоченилась, отставила ногу, качнула сумкой — чем не звезда эстрады? (Женя замерла — что будет?) — Я имею право. А вы не имеете права! В другую парикмахерскую пойду, всё равно сделаю!

— Вот и ступай! — Вера сердито щёлкает ножницами, ёжится в её кресле продавщица пирожных. Из-за тугих щёк поблёскивают её глазки.

Лариса тряпочкой смахивает что-то с кресла.

— Да ладно тебе, Вера. Не будь такой принципиальной. Её голова, в конце-то концов, чего ты завелась?

Ларисе хочется выполнить план, кто не выполняет план, тому премию не дают, а премия каждому нужна.

— Садись, Пугачёва. Веру не бойся.

Девочка, победно топая каблучками, идёт к Ларисе. Но тут происходит что-то неожиданное. Девочка останавливается, лепечет совсем другим голосом:

— В другой раз… Завтра или послезавтра. Опаздываю, — и боком, боком к двери.

…На пороге появилась женщина. Из большой сумки торчал кочан капусты. Она щурилась от яркого света. Женя даже не сразу узнала эту женщину, хотя была с ней очень хорошо знакома.