Книга Гольф с моджахедами - Валериан Скворцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Долго ещё идти? — спросил курьер и, не удержавшись, съехидничал: Пока он жив…
— Пришли, уважаемый, — ответили со спины.
Ему ловко свели сзади локти, пинками по каблукам раздвинули ноги, на голову нахлобучили черный мешок. Удивляться обыску уже не приходилось. Офицерское удостоверение в нагрудный карман не вернули.
По мягкому гуду человек в камуфляже определил работу заграничного генератора. Тональность хорошей мощности. Возможно, работали и несколько установок. Приятно обдало теплом, пахнуло соляркой. Затем он почувствовал пол подъемника, продавившийся под ногами. Слегка громыхнули цинки. Руки, стянутые в локтях за спиной, затекли.
Судя по времени и скорости движения, кабина лифта поднялась на высоту шести-восьми этажей. Двери разошлись, и сквозь мешковину пробилось солнце. Порывистый, пахнувший весной ветер пробирал, однако, до костей.
На плечи ему накинули нечто вроде тяжелого одеяла. Оно воняло половой тряпкой.
— Спасибо, — сказал он. — Можно сесть?
— Потерпи пять-десять минут, уважаемый, — ответил голос. Он уже слышал этот баритон, когда его связывали.
Курьер наслаждался солнечным теплом, нагревавшим мешок на голове. Мешок набросили на армейское кепи, в котором он вылетел из Раменского. Козырек оттягивал черную ткань, отдававшую псиной, и сквозь неё курьер различал, насколько высоко стояло солнце. Наверное, почти девять утра. Впрочем, опыта ориентировки в горах он не имел. Да и какое это имело теперь значение?
— Подтвердилось! — крикнули по-русски. Тяжело звякнула металлическая дверь.
Мешок сдернули. Нож, разваливший сзади узел на бечевке, точили, наверное, с тщанием. Локти освободились. Курьер не почувствовал рук.
— Покрути плечами, поболтай конечностями вроде как плетями, отойдут, участливо посоветовал тот же голос. — Давай же, уважаемый.
Он вертел плечами и видел то одну, то другую половину каменистой впадины размером с Лужниковскую арену. Впадина эта — плоская чаша, пепельная внизу и серо-коричневая с снежной выпушкой по краям, — была совершенно лишена растительности. Дальше все выше и выше поднимались горы, снег на которых курьер поначалу принял за облака. На самом же деле над ним простиралось безоблачное небо, и, будто штришок для разнообразия, в его бездонной глубине, почти в космосе, вытягивалась двойная белая полоса за невидимым самолетом, может, и разведчиком.
Наручные часы показывали девять тридцать. По времени и положению солнца курьер нашел север и определил направление самолетного следа.
Освоившись с местностью, он разглядел и своего захватчика — рыжеватая проволочная борода с седой окантовкой, рысьи глаза, разделенные высокой переносицей, тонкий, слегка свернутый вправо нос, скулы в кавернах. Возможно, медная растительность и на остальной части лица прикрывала последствия какой-то болезни — скорее всего, фурункулеза. Брови исчезали под вязаной шапчонкой с адидасовской маркой, турецкого или китайского производства, конечно.
Рассматривать личность поработителя приходилось, задирая подбородок. Человек, облеченный властью миловать и казнить, сходил за игрока элитной баскетбольной команды. Брезентовый «бюстгальтер» с гнездами для автоматных рожков высовывался между отворотами затертой дубленки на уровне голов остальных боевиков.
— Не боишься? — спросил верзила без акцента.
— Где цинки?
— Спрашиваем мы, уважаемый.
— Где цинки?
— Смелый… Не боишься, значит?
— Спроси, когда один на один будем.
— Справедливо.
Верзила выдал длинное скачущее слово на своем языке. Орава рассмеялась и принялась усаживаться, побросав на каменистую землю для подстилки верхнюю одежду.
— Посиди с ними, уважаемый. Я пошел спрашивать, что с тобой делать. Здесь резать или потом, в другом месте. Деньги ты привез, уважаемый, настоящие, но меченые… Значит, все-таки совсем не боишься?
Крайний боевик сдвинулся, высвобождая для курьера место на своей куртке. Больше его не охраняли, что бы там ни нес старший. Вот что это значило.
Верзила уходил навстречу солнцу, а поэтому, утратив детали, стал черным силуэтом. Мишенью в тире. Просвет между кривоватыми ногами повторял фирменную марку автомобилей «Рено» — ромб. Получалось, что мишень бракованная.
Верзила с натугой вытянул из скалы бронированную дверь и, развернувшись лицом к тяжелой створке, с видимым усилием прикрыл за собой.
— Ты актрис трахал? — спросил боевик.
— Почему актрис? — удивившись вздору, курьер ответил вопросом.
— Войдем в Москву, Алену Апину хочу поиметь…
— А Киркорова?
Орава зареготала от удовольствия.
— А ты не бздо, — сказал боевик. — Бешир таких уважает.
— Кто такой бешир?
— Командир по-твоему.
Его действительно больше не охраняли.
Он прикрыл глаза, чтобы подремать. Погружаясь в расслабленное уютное одиночество, подумал: вернуться в Москву, наверное, удастся, присяги очкастому в кожаном реглане он не давал, конверт с полагающимся ему налом менеджерша «Чехова» положит в депозитный ящик в банке «Кредит-Москва» на Большой Черемушкинской, так что теперь он свободен, а потому можно взять и обратный подряд у этих чурок, послать подальше институт и диссертацию, купить должность в военкомате, скажем, в Боровске, поближе к Москве.
Дремота переходила в сон.
Что-то промелькнуло над ним. Какие-то тени. Он нехотя разлепил веки.
В десятке шагов взъерошенные ветром вороны боком наступали на сороку, вертевшую хвостом на кучке влажных камней, с которых обтаял снег. Растопырив крылья, сорока спрыгнула куда-то вниз, потом вернулась и подняла клюв — в нем матово отливал на солнце человеческий глаз.
Мертвяка за камнями, видно, замочили недавно. Птицы с глаз и начинают. На щеки переходят потом. Как, впрочем, и крысы.
Перекреститься курьер не решился. Привычно пожелал царства небесного неведомому бедолаге и, смежив веки, опять задремал.
2
Очнулся он от веселой возни, затеянной боевиками. Бешир скомандовал, видимо, боевое разряжение, и орава, представшая без курток в партизанской красе — с ножами, гранатными, магазинными и санитарными подсумками, фляжками, китайскими, судя по дешевым кобурам, «ТТ» и прочим, — выстроилась в круг с задранными стволами автоматов так, что затворы оказались на уровне глаз. Отсоединили рожки, для проверки понажимали спусковые крючки. Курьер усмехнулся: взаимно контролировались, значит, в прошлом определенно случались несчастья…
И услышал:
— Эй, Колян!
Обычная кликуха для пленного. Он не пошевелился.
— Колян!
Не оборачиваясь, он сказал:
— Кому орешь?