Книга И опять я на коне [= Вершина кучи ] - Эрл Стенли Гарднер

Я в этот час уже облачился в пижаму и собирался ложитьсяспать в маленьком, тесном номере дешевого отельчика. Но после того как по радиобыли переданы такие новости, немедленно оделся, вызвал такси и поехал крезиденции Биллингсов.

Почти во всех окнах ярко горел свет. Перед домом стоялимашины полиции и журналистов. Время от времени видны были яркие вспышки лампфоторепортеров, ослепляющие нестерпимо ярким светом.

Заплатив таксисту, я переждал в тени, пока последняя машинане отъехала от виллы. Не представляя, следит ли полиция за домом, я решилрискнуть и прошел боковой аллеей в гараж; подергал заднюю дверь, она оказаласьзапертой. Я вытащил свой перочинный нож, открыл его и, орудуя острием,определил, что ключ вставлен в замочную скважину изнутри. Под дверью темнелабольшая щель. Тут же рядом была незапертая кладовка, где на полках стояли банкис консервированными фруктами, а сами полки были покрыты толстой оберточнойбумагой. Пришлось переставить на пол банки с одной из них, потом снять с полкиплотный лист бумаги, подсунуть его под дверь гаража и острием ножа вытолкнутьиз замочной скважины ключ. Он упал точно на бумагу, я осторожно потянул лист ксебе вместе с ключом… Отперев дверь черного хода, осторожно воткнул ключ наместо, а бумагу водворил на полку, поставил обратно банки и спокойно прошелчерез пустую кухню в освещенную часть дома.

В большой столовой было темно, но дальше, в библиотеке,уютно светились настольные лампы, стояли глубокие, комфортабельные кресла.Дверь, ведущая дальше, в кабинет, была приоткрыта, и я расслышал приглушенныеголоса разговаривавших там мужчин.

Постояв с минуту, прислушался. Очевидно, Джон КарверБиллингс Второй и его папаша совещались в соседней комнате, говорили онивполголоса, еле слышно. Я не разобрал, о чем шла речь, и не пытался понять.Внезапно решившись, я плюхнулся в одно из кресел, необычайно глубокое, свысокой спинкой, повернутое лицом к стене, утонул в нем, и меня со стороныпочти не было видно.

Через несколько показавшихся мне долгими минут Биллингсывошли в библиотеку. Я слышал, как сын что-то сказал отцу, но не понял что. Отецответил односложно, и тут я уловил конец фразы Биллингса: «…этот чертовдетектив».

Не поворачиваясь, я произнес:

— Я же вам говорил, что вы похожи на пациента, пришедшего вофис к доктору и требующего пенициллин.

Я не мог видеть их лиц, но по наступившей внезапно тишинепонял, что они от неожиданности потеряли дар речи. Потом Биллингс-отецоторопело произнес:

— Кто это? Что за глупые шутки?

— Вы попались и понимаете это, — сказал я. — Теперь давайтепоговорим и обсудим, что можно для вас сделать.

Наконец они догадались, откуда шел голос. Сын обежал вокругстола и стал лицом ко мне.

— Ты, чертов жулик! — закричал он.

Я закурил сигарету.

Молодой Биллингс сделал навстречу мне угрожающий шаг.

— Будь ты проклят, Лэм! Хоть это удовольствие я могу себепозволить. Я собираюсь…

— Подожди, Джон. — Голос отца звучал властно и уверенно.

— Если бы вы, джентльмены, выложили на стол ваши карты ипопросили бы помочь отмазаться в деле Бишопа, то мы бы сэкономили массувремени, — заявил я.

Похоже, молодого Биллингса, стоявшего со сжатыми кулаками,будто укололи шилом.

— Что, черт возьми, вы имеете в виду под делом Бишопа? —спросил отец.

— Бишоп исчез, — ответил я. — Ваш сын старался состряпатьсебе алиби. Для чего? С моей точки зрения, в этом повинен Джордж Бишоп. Что бывы могли мне сказать по этому поводу?

— Ничего, — ответил молодой Биллингс, придя немного в себяот шока. — Как вы, между прочим, сюда проникли?

— Я просто взял и вошел.

— Как?

— Через черный ход.

— Это неправда! Дверь была на замке.

— Была… но не тогда, когда я входил.

— Джон, пойди проверь, — низким уверенным голосом приказалотец. — Если она открыта, то, ради Бога, запри ее. Мы не желаем, чтобы сюдазашел кто-нибудь еще.

— Я знаю, что она заперта, отец, — сказал сын, поколебавшисьмгновение.

— Удостоверься в этом сам, — жестко еще раз приказал отец.

Сын прошел через столовую и комнату дворецкого в кухню.

— У него большие неприятности, — констатировал я. —Возможно, я смогу ему помочь, если успею.

Биллингс-старший хотел было мне ответить, но передумал ипромолчал. Через минуту вернулся сын.

— Ну что?

— Ключ в дверях, папа. Наверно, я забыл его повернуть, носовершенно точно, я закрывал эту дверь, когда уходили слуги.

— Думаю, нам надо поговорить, Джон, — сказал отец.

— Если бы Лэм не наболтал полиции Бог знает чего, то с намибыло бы все в порядке, — ответил Джон. — Мы…

— Джон! — резко остановил его старик.

Сын сразу замолчал, — голос отца был похож на удар хлыста.Несколько секунд прошло в молчании. Я продолжал дымить сигаретой. Несмотря навсе мои усилия, у меня дрожали руки, но очень хотелось надеяться, что никтоэтого не заметил. Теперь можно было или утонуть, или выплыть. Если они опятьпозвонят в полицию, со мной будет кончено. На сей раз это действительно сочтутза шантаж, и меня без раздумий выкинут с работы.

— Думаю, Лэм, нам надо кое-что обсудить, — сказалБиллингс-отец, и они с сыном направились в кабинет, оставив меня одного.

Появился большой соблазн встать и уйти. Теперь, когдафишки-ставки были на середине стола, я начал сомневаться, хороши ли у менякарты. Если они все-таки решатся позвонить в полицию, то я окажусь поверженнымв прах. Если же этого не сделают, мне придется работать над делом, которое былотак ужасно, так безнадежно запутано, что выигрыш можно было оценить как одиншанс из тысячи.

В этом удобном кресле — увы — я чувствовал себя как наэлектрическом стуле. На лбу выступили капли пота, ладони вспотели. Я был зол насебя за то, что не мог держать в узде свою нервную систему, но пот продолжалбуквально струиться.

Джон Карвер Биллингс Первый вскоре вернулся и уселся вкресло напротив меня.

— Лэм, — сказал он, — мы готовы вам все рассказать, но нужнозаранее обговорить один пункт.

— Что такое?

— Мы бы хотели быть уверены, что активность полиции,поставившей под сомнение алиби моего сына, не является результатом действийвашего агентства. Это так?

— Пора бы вам повзрослеть, — с горечью воскликнул я. — Вашсын потратил столько усилий и средств, чтобы создать себе это алиби. Но ссамого начала оно было прозрачным, как папиросная бумага. Оно бы все равнодолго не продержалось. Я-то знал, что оно не продержится. И сыну вашемуследовало понимать, что оно не устоит под натиском полиции. Я пыталсядокопаться до проблемы, зачем ему понадобилось это алиби, и затем предпринятьчто-нибудь, что его могло бы как-то оградить от дальнейших неприятностей, ни вкоем случае не полагаясь на сфабрикованные им факты, — все это, поверьте, былоочевидно с самого начала. В результате мне не заплатили пятьсот долларов,выданных нам в качестве компенсации за проделанную работу. Полиция разыскиваетЛэма как шантажиста. И вообще, я могу лишиться работы… Моя коллега в бюро,Берта Кул, так напугана, что в любую минуту может расторгнуть наше партнерство:она уже дала поручение банку не оплачивать больше подписанные мною счета… Вотчто получилось, и все из-за моего искреннего желания помочь вашему сыну, вместотого чтобы просто тянуть без зазрения совести из него деньги и называть этоработой… Ну, мистер, теперь я ответил на ваш вопрос?