Книга Танец для двоих - Светлана Полякова

Она открыла ящик и достала вырезанную из дешевого журнала фотографию.

— Что за…

Она не могла понять, кто и зачем положил в ее почтовый ящик изображение улыбающихся Наташи Королевой и Тарзана. Дети, решила она. С какой, правда, радости они решили приобщить ее к «великой поп-культуре», вроде поздно… Может быть, это подарок Наде? Она тут же рассмеялась. Насколько она знала, ее дочь к попсе относилась еще хуже. Ей подавай «Рамштайн». Тупака этого… Кстати, и в самом деле — и то и другое здорово, она как-то послушала и убедилась — музыкальны… Ближе к полифонии, чем эта…

Опять взгляд уперся в фотографию, и снова недоумение, а еще она увидела надпись, в самом верху, написанную бисерным почерком, едва заметную…

«Как тебе этот „тарзанчик“ в постели-то, старая обезьяна?..»

И почему-то ей показалось, что это послание адресовано ей, именно ей, и во рту появилась гадкая такая горечь, захотелось сплюнуть…

Горечь была рядом с недоумением.

А еще ниже — другая надпись, крупнее: «Хочешь узнать побольше, приходи сегодня. В десять вечера». Далее следовал адрес. Катя посмотрела на часы. Невольный жест, она тут же отругала себя. Не ее это дело, право, отвечать на подметные письма…

«А если это касается Нади?

При чем тут Надя, — попыталась она снова урезонить саму себя, — с какой стати? Это вообще чертов бар-казино, где с десяти дурацкое пип-шоу… Я что, совсем одурела тащиться туда?»

«Как тебе этот „тарзанчик“?..»

Почему-то вспомнился Саша, и при чем тут Саша?

— Смешно, — пробормотала она.

Она открыла дверь в квартиру, долго стягивала сапоги, потом поставила кофе вариться, и он, несомненно, убежал. Она выругалась, потому что все еще думала о фотографии.

Нади не было дома, только записка, в которой та сообщала ей, что немного задержится у своей подруги.

Она посмотрела на часы — девять и снова связала эту анонимку с Надей. А если не у подруги?

Сам стиль послания ей показался «подростковым», и вспомнилась Настена… Могла. Запросто… Значит, все-таки с Надей…

Она не вытерла пролившийся кофе. Она даже глотка не успела сделать. Сердце колотилось, словно собиралось выскочить наружу и поскакать по лестнице колобком…

Вспомнилась Люда. Они же с Людой подружились, и как знать, не у…

«Стриптизерка. Шлюха…»

Это донесся голос соседки. Люда, да, это о Люде же, правда… Новой подруге Нади.

Надя…

Катя натянула сапоги, надела пальто и побежала на автобус быстрее, быстрее…

Сама не понимая, к чему ей так торопиться и куда она боится не успеть…

Она видела, как та выскользнула из подъезда. Нанять частного детектива — дело не трудное… Если есть деньги. «Я занимаюсь благотворительностью», — подумала она, выбивая из пачки сигарету. Попалась розовая. До этого была бирюзовая… Мысли сбивались, перескакивая с места на место… То она думала о сигаретах, даже забыла, как называются… «Собрание. Вот-вот, милая, ты отправилась сейчас в благо-о-ородное собрание… Твой прынц не успеет переодеться к твоему визиту… Не важно, что он не бывает на сцене. Хватит с тебя и того, что ты его там увидишь. Наверняка поинтересуешься, часто ли он тут бывает… „Часто, — ответят тебе, — моя маленькая овечка, часто… Он тут работает, вы не знали? Ставит танец… Вон видите… Это его девочка. Тут все его девочки…“»

А если не спросит?

Она испугалась этой мысли. Даже выпрямилась, захлопала ресницами, и ей захотелось подъехать сейчас туда, чтобы, если не спросит, сказать ей… Нет, это уже не красивая игра…

«Спросит, — успокоила она себя. — Раз туда помчалась по моей наводке, а помчалась именно туда, то спросит непременно…»

Она докурила сигарету, выкинула ее, проследив траекторию полета этого маленького огонька, гаснущего на ветру, поежилась, потому что ветер и в самом деле был холодным, поглубже запахнулась в шубу и усмехнулась, вспомнив о маленькой фигурке, исчезнувшей в ночном холоде и темноте, по ее желанию, ее…

— Так тебе и надо, гнусная сука! — прошептала она, сама не зная толком, кому она адресует эти слова — ей или себе. — Так тебе и надо…

Затея была рискованной, кто же спорит? Но Саше больше всего хотелось воплотить свой фантастический замысел в жизнь. Впервые за все время он работал с девочками так, будто это — творчество…

Забывая о том, кто это будет смотреть. Впрочем, нет, не стоит лицемерить… Они прекрасно помнили, кто это будет смотреть, и впервые танец становился попыткой высказаться, выплюнуть в лицо все, что ты думаешь, попытаться сотворить чудо…

Сцена была темной, только слабый луч света метался туда-сюда, пытаясь обнаружить хрупкую фигурку. Темное платье с высоким воротником. Тихий женский голос, поющий колыбельную. И вдруг — красная вспышка, яркая, до боли в глазах… Первые аккорды «Кармины Бураны». На сцене появилась Люда — рядом с хрупкой Таней Люда, с ее рыжими волосами, необузданной страстью в движениях, казалась бурей, и эта буря невольно подхватывала Таню, увлекала за собой вместе с музыкой — вслед за музыкой…

То, что происходило на сцене, было попыткой рассказать обо всем. О страсти, которую превращают в порок. О любви, которой нет места… О людях, которые пытаются найти выход и не могут, потому что им нельзя быть самими собой, просто — нельзя, ведь тем, у кого нет собственного лица, это невыгодно… О творчестве, наконец, в котором тебе не дают возможности быть собой — кто-то всегда знает лучше.

Когда музыка кончилась, обессиленная ураганом, Люда упала, сложившись, как раненая птица, свернувшись в клубок, только волосы закрыли все ее обнаженное тело…

А Таня осталась стоять. Платья с глухим воротом на ней уже не было, но ее тонкая, хрупкая фигурка сейчас казалась более целомудренной, чем была в одежде. Он бы сказал — вызывающе целомудренной. Не сломавшаяся… Гордо поднятая голова, распахнутые руки. «Смотрите, вы ведь хотели это увидеть…» В ее взгляде, направленном в зал, сверкала боль и дерзость.

Они это поймут?

В зале повисла тишина, и на какой-то миг Саше показалось, что они поняли. Они раздавлены. Они даже не смогут аплодировать, потому что им только что рассказали про их нутро, про их червивое, сгнившее нутро, с лохмотьями души, если и это осталось…

Саша подался вперед, пытаясь на расстоянии взглядом согреть девочек, согласившихся на такую рискованную авантюру.

«А если нас выгонят?» — спросила тогда Люда. И Таня рассмеялась: «Может быть, оно и к лучшему… Уйдем на вольные хлеба, все втроем…»

Когда свет зажегся, зал разразился аплодисментами. Теперь, когда он видел их лица, он, к удивлению своему, обнаружил, что они в восторге…

«Они в восторге».

Он еще раз повторил про себя эту фразу и еще раз…

Браво!