Книга Танец для двоих - Светлана Полякова

Как в концертном зале, подумал он.

— Мы хотим впервые представить вам того человека, который придумывает эти танцы, — вкрадчивый голос со сцены заставил его напрячься.

Он невольно сделал движение назад, в тень, прячась от взгляда хозяина, направленного на него.

— Саша, не стесняйся! Сколько можно?.. Выйди к девочкам. Ведь и в самом деле — шедевр получился…

Сначала Катя не поняла, где она находится. Она все еще искала глазами Надю, но тут на нее обрушилась темнота, а потом музыка…

То, что она видела теперь на сцене, показалось ей странным, и отчего-то эта девушка в глухом черном платье показалась ей похожей на нее, Катю… То, что она танцевала под любимого Орфа, Кате и нравилось, и не нравилось… Когда рыжая танцовщица… Катя не сразу узнала Люду, а когда узнала, снова вспомнила про Надю, но как ее тут найдешь, в такой темноте?

Когда Люда начала снимать с девушки одежду, у Кати забилось сердце, точно все это происходило с ней и с Надей тоже, и липкие пальцы чьей-то похоти теперь стали почти осязаемы, как иногда случалось с Катей. Ее воображение иногда оказывало ей вот такую медвежью услугу.

Странный танец завораживал и отталкивал, Кате хотелось уйти, отвернуться, не видеть происходящего на сцене, но она не могла оторвать глаз, потому что это было про нее… Это не девушка на сцене падала низко-низко, в пропасть, откуда нет возврата. Это Катя.

Когда в зале зажегся свет, она зажмурилась — свет ударил по глазам — или по душе?

Открыв их, она сразу увидела его — возле стойки бара — и сначала немного удивилась, подумав про себя: что это — такое жуткое место, что он здесь делает? Но потом она вспомнила про Люду и попыталась его оправдать для себя.

Когда его вызвали на сцену, она замерла, пытаясь слиться со стеной, к которой прислонилась невольно, чтобы не упасть, а он стоял, растерянно улыбался и даже поклонился… Постановщик танцев. Хорошо, что не танцор…

— До чего красив, — услышала она рядом с собой и невольно обернулась на голос.

Дама, сидевшая за соседним столиком рядом с Катей, источала материальное благополучие. От нее на километры пахло сытостью, довольством и высокой самооценкой. Тем, чего никогда не хватало Кате. Она даже позавидовала ей…

Та, с кем она разговаривала, была плохо различима в полумраке, но Катя видела ее руку, унизанную перстнями.

— Почему он больше не танцует? — вздохнула сокрушенно дама. — Помнишь его? Супермальчик…

— За постановку больше платят, а у него дочь, — сказала вторая.

— И почему он не найдет себе нормальную богатую бабу?..

«Перестань подслушивать, — приказала себе Катя, не сводя глаз со сцены. — В конце концов, тебя все это не касается…»

В это время он и посмотрел в зал. Прямо на нее. И невольно подался назад, пытаясь спрятаться. Его губы шевельнулись, а глаза раскрылись широко, ей показалось, что он испугался…

Губы ее сами раздвинулись в злой улыбке. Она одними губами прошептала: «Тарзан», — но он будто услышал ее. Покраснел и бросился к ней.

Она развернулась и пошла прочь.

«Золушка, — усмехнулась она про себя. — Золушка, удирающая с этого нуворишского бала… Смотри не потеряй свой хорошо растоптанный сапог тридцать восьмого размера. Как же все пошло-то, Господи…»

Он выбежал на улицу, не замечая холода.

— Катя!

Вокруг шли прохожие, уже замерзшие от начавшейся зимы. В магазине напротив украшали елку в витрине…

— Катя…

Ее не было. Она растаяла в окружающем холоде и мраке. Растаяла. Исчезла…

Он достал сигарету. Руки не слушались его от холода. Рукам было наплевать, что внутри у него пожар, они подчинялись законам природы… Они были частью тела, а не души…

Он выбросил сигарету и вернулся в теплое помещение.

— Саша, ты гений…

— Здорово, Сашка! Ты превзошел сам себя…

— Сашенька, голубчик, дай я тебя поцелую…

Он улыбался, кивал, раздавал улыбки направо и налево, потому что ни одна из них не была искренней и ничего не стоила.

Дошел до служебного входа и только там, упав в кресло, закурил и понял, что сейчас произошло.

— Сашка? Что с тобой? Что-то случилось?

Люда опустилась рядом с ним, глядя ему в глаза.

— Сашка, что… Господи, на тебе лица нет! К тебе старая корова какая-то клеилась, да? Да положи с прибором… Саш, голубчик, не смотри так…

— Все в порядке, — выдавил он из себя жалкое подобие улыбки. — Просто я ее только что потерял.

— Кого?

— Катю…

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

— Выключи, — попросила Катя.

Надя пожала плечами. Попсятину она и сама не любила. Она щелкнула пультиком. По «Культуре» передавали «Травиату».

— Это подойдет?

— Нет, — отрезала Катя, найдя сходное между судьбой мальчика-стриптизера, про которого распевала Хлебникова, и бедной Виолеттой. — Лучше поставь свой «Рамштайн»…

— Нет, мать, ты, конечно, продвинутая тетка, но наряжать под «Рамштайн» елку мрачно…

— Так ведь и Новый год — мрачный праздник, — усмехнулась Катя. — Стали старше. Приблизились к смерти… И вообще — что он нам несет, чертов Новый год?

— Ты не мать, ты Жан-Поль Сартр какой-то… Экзистенция твоя меня пугает…

Надя ловко приспособила блестящий шар — она купила его сегодня и отчаянно им гордилась. Красивым, слишком красивым… Остальные игрушки померкли рядом с этим волшебным великолепием.

— Поехали на Рождество в Москву, — сказала Катя.

— Нет, его лучше снять и повесить на дверь, — решила Надя и начала снимать свой шар. Предложение поехать в Москву застало ее как раз в тот момент, когда она его снимала. Рука дрогнула, и шар упал.

— Черт! — огорчилась Надя. — С какой стати?..

— Рождество надо встречать в кругу любимых людей, — сказала Катя. — Близких. Родных…

— Это же мы с тобой и есть, — заметила Надя, убирая остатки блестящего великолепия. — Шар жалко… Но может, это к лучшему… Он не сочетался с нашими скромными старыми шариками…

— Источал яркость и великолепие, — грустно согласилась Катя. — Как у людей…

— Ма, ты меня просто пугаешь… Теперь ты перекрываешь даже Сартра! Ты еще запой басом, как Ник Кейв! Все хреново, и мы скоро помрем!

Она выпрямилась с мусорным совком, на котором блестели осколки.

— Не представляю, как с такой мрачной особой я буду встречать Рождество, — фыркнула она.

— Я тебе и предлагаю — поехали в Москву.

— Неохота, — честно призналась Надя. — Хотя бы дай мне подумать… — «В принципе я уже купила Сашке плюшевого мишку, а Саше — компакт с полным набором ллойд-вебберовских опер… Можно все передать через Люду. Но мне так хотелось их всех увидеть», — подумала она, созерцая осколки в пыли. Но и мать ей было жаль… Во-первых, та уже сто лет не была на исторической родине. Да и Рождество в Москве было совсем не плохой идеей… — Завтра я скажу тебе решение, — нашла она выход. — Как раз в новогоднюю ночь…