Книга Объект закрытого доступа - Фридрих Незнанский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А теперь? Ты все еще хочешь уйти? Только скажи мне правду!
Правду? Рыцарев горько усмехнулся. Правду он боялся сказать даже самому себе. Каждый раз, покидая квартиру любовницы, Рыцарев чувствовал, что оставляет в этой квартире частицу своей души. Но за дверью этой квартиры Рыцарева ждали неотложные дела. Дела, которые мог решить только он.
Ника по-прежнему умоляюще смотрела на него.
Рыцарев покачал головой:
— Не хочу. Но должен.
Скрепя сердце он развел нежные руки девушки и повернулся, чтобы выйти из комнаты, но Ника снова потянулась к нему.
— Еще один поцелуй, — потребовала она.
Каждое слово девушки отзывалось в сердце Рыцарева нежностью и щемящей болью. С тех пор как она появилась в его жизни, Рыцарев чувствовал себя так, будто в любой момент может лишиться самого важного и самого дорогого, что у него есть. Еще никогда и ничего он не боялся так, как боялся потерять эту русоволосую бестию с изумрудными глазами. Иногда страх был просто невыносимым, и тогда Рыцарев становился особенно жестким и холодным в общении с девушкой.
Рыцарев повернулся и со вздохом произнес:
— Котенок, мне действительно пора. Бизнес есть бизнес.
— Один поцелуй, — настойчиво повторила Ника.
— Ну ладно.
Ростислав Вадимович обнял девушку за талию и нежно ее поцеловал, потом посмотрел ей в глаза и хрипло произнес:
— Ника, ты сводишь меня с ума. Когда я вернусь, мы будем резвиться сутки напролет, а в перерывах пить шампанское. Но сейчас я должен идти.
Девушка изогнула губы в язвительной улыбке и сказала пьяно:
— Вот так всегда. Вечно ты обещаешь, а сам… Ну и иди к своей жирной клуше! Уж она тебя приголубит, обиженным не останешься!
При мысли о жене сердце Рыцарева болезненно сжалось.
— Ты не должна так говорить о ней, — произнес он, четко выговаривая каждое слово.
Зрачки Ники хищно сузились.
— Вот как? Интересно, а когда она говорит обо мне гадости, ты ее тоже обрываешь? Или ей дозволено оскорблять меня?
Рыцарев сурово сдвинул брови:
— Она не говорит о тебе гадости. Она вообще ничего о тебе не знает.
— Не знает? — Девушка усмехнулась: — Ну так узнает. Сегодня же. Сейчас же!
Она кинулась к телефону, сорвала трубку и яростно заколотила по кнопкам.
Рыцарев медленно подошел к ней и положил ладонь на рычаг телефона. Затем взял девушку пальцами за подбородок и повернул к себе. Некоторое время он рассматривал лицо девушки, продолжая держать ее за подбородок, затем поднял вторую руку и ласково погладил девушку ладонью по щеке.
— Скоро мы будем вместе, котенок, — хрипло произнес он. — Я тебе это обещаю.
Девушка резко сбросила его руку со щеки и гневно произнесла:
— Ты всегда обещаешь! Трахаешь меня, оставляешь свои поганые деньги, а потом все равно уходишь! Знаешь, кем я себя чувствую? Проституткой, вот кем! Дешевой шлюхой!
Рыцарев ухмыльнулся:
— Насчет дешевой ты погорячилась. Уверяю тебя, крошка, ты обходишься мне дороже десяти проституток.
Ника дернулась, хотела что-то крикнуть, но Рыцарев удержал ее и звучно чмокнул прямо в раскрытый рот. Потом медленно проговорил, смягчив голос:
— Прости, котенок, я не собирался тебя обижать. Конечно же, ты не проститутка. И когда-нибудь мы будем вместе. Но сначала я должен заработать нам немного денег. Ты ведь не хочешь, чтобы мы были нищими?
Ника, завороженно глядя в его холодные глаза, качнула головой:
— Нет.
— Для этого я и ухожу, — удовлетворенно кивнул он. — Скажи, что ты будешь ждать меня.
Ника облизнула кончиком языка пересохшие губы и послушно повторила:
— Я буду ждать тебя.
— Вот и хорошо.
Железные пальцы Рыцарева отпустили ее лицо. Ника облегченно вздохнула, Рыцарев посмотрел на нее и сказал:
— Ты знаешь, как сильно я люблю тебя. Ты — самое дорогое, что у меня есть. Но если ты когда-нибудь мне изменишь…
— Знаю. — Девушка улыбнулась. — Ты убьешь меня. Зарежешь ножом, а потом утопишь в ванне. А труп выбросишь с балкона. Только я не доставлю тебе такого удовольствия.
Она приблизила к нему похолодевшие глаза и добавила тихо, почти шепотом:
— А если ты сам когда-нибудь изменишь мне, я продам квартиру и найму на вырученные деньги киллера. И скажу ему, чтобы он убивал тебя медленно-медленно. Чтобы ты понял, какую страшную боль мне причинил. Идет?
— Идет, — кивнул Рыцарев и прижал девушку к себе.
Ника усмехнулась, откинула со лба прядь волос и спросила:
— Когда ты вернешься?
— Завтра вечером, — ответил Рыцарев. — И, если сможешь, не пей до моего прихода.
Около трех часов пополудни, управившись с основными делами, Рыцарев решил перекусить. Кафе было недорогим, однако кормили здесь вкусно. Да и с обслуживанием все было в порядке, за исключением одного неприятного эпизода. Суп был недосоленным, а когда Рыцарев взял солонку, выяснилось, что она пуста. Он взял солонку с соседнего столика — тот же результат. Тогда Рыцарев подозвал официантку и попросил ее исправить ситуацию. Официантка оказалась улыбчивой и вежливой девушкой; не прошло и минуты, как она вновь появилась у столика Рыцарева с солонкой в руках. Все бы хорошо, но, подходя к столу, официантка споткнулась и просыпала соль ему на колени.
— О господи! Какая я неловкая! Простите, ради бога!
— «Простите, простите»! Под ноги надо смотреть. — Рыцарев хотел выругаться, но лицо девушки было таким виноватым и она так трогательно извинялась, что он сменил гнев на милость.
— Ладно, ничего страшного, — сказал Ростислав Вадимович, с усмешкой глядя на то, как усердно официантка обметает полотенцем его колени. — Но впредь будьте осторожней. Просыпанная соль предвещает ссору. Не знаю, как вы, а я ссориться не люблю.
На этом инцидент был исчерпан.
День подходил к концу, и Рыцарев чувствовал себя совершенно измотанным. Еще пару лет назад он знать не знал, что такое усталость, однако в последнее время организм все чаще подводил его. Не помогали даже регулярные посещения спортзала и боксерские спарринги, которые Рыцарев старался проводить каждую пятницу, чтобы не терять формы.
Думая над этим, Рыцарев все больше склонялся к мысли, что виной всему — его двойная жизнь. И прекратить эту двойную жизнь было совершенно невозможно.
И дело было не только в том, что он по-прежнему привязан к жене — они прожили вместе пятнадцать лет, и за все это время жена ни разу не повысила на него голоса, ни разу не оспорила его решений, да и в постели — с самого начала их брака — делала все, лишь бы доставить ему удовольствие.