Книга Мальтийский крест Павла Первого - Наталья Николаевна Александрова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мама не прикоснулась к своему напитку, только все говорила и говорила. Потом посмотрела на своего визави и даже коснулась его руки в ожидании. Очевидно, задала какой-то вопрос, типа «Как быть?» или «Что делать?».
Ну, насколько я помню школьную программу, писатель Чернышевский тоже не дал конкретного ответа на этот вечный вопрос. А уж от этого неприятного типа ждать ответа — пустое дело, даже мне со стороны было видно. Очевидно, мама тоже это поняла, потому что тяжело вздохнула и убрала руку.
Ее собеседник, если можно его так назвать — поскольку говорила одна мама, а он все больше молчал и выпячивал губу, — допил кофе и демонстративно поглядел на часы. После чего встал и процедил маме несколько слов, стараясь, надо полагать, ее успокоить. Слова были пустые, типа «Не бери в голову» и «Все образуется как-нибудь». Вот не спрашивайте меня, как я это узнала, узнала — и все.
Он даже улыбнулся маме на прощание. Только лучше бы он этого не делал, потому что улыбка была препротивная, вроде как гиена скалится, когда хочет кого-то съесть. Впрочем, возможно, я преувеличиваю. Мама дернулась было к нему, но удержала себя, и я со стороны видела, чего ей это стоило.
Когда мужчина шел к выходу, я злорадно отметила его приличное пузо, еще немного, и из просто полноватого он благополучно перейдет в разряд толстых.
Мама проводила его жалким взглядом, теперь ей не нужно было держать лицо, и она расслабилась и вся как-то обмякла на стуле. Невольно во мне шевельнулось чувство жалости, но тут мама оглянулась, и я едва успела поднести к губам чашку с кофе.
Мама же достала телефон и, когда на том конце ответили, долго уговаривала кого-то. Потом просветлела лицом, залпом выпила остывший кофе и устремилась к выходу, положив на стол деньги. Этот козел даже расплатиться не удосужился!
Я выждала некоторое время и тоже пошла, предварительно снова переодевшись в туалете. Мелькнула мысль выбросить бандану и рубашку, потому что у мамы глаз приметливый, если она найдет эти вещи дома, то может вспомнить, где и когда их видела. И сделать выводы.
Но я пожалела потраченных денег и сунула скомканное барахло в сумку.
В глубокой задумчивости я шла в сторону редакции.
Я не могла понять мамино странное поведение. В конце концов, отца больше десяти лет нет в живых, она — нестарая еще женщина, и имеет полное право на личную жизнь. Почему же она так тщательно скрывает встречи с этим человеком? Особенно от меня… да по мне, пусть бы она делала что хочет, лишь бы…
Возможно, он женат и поставил такое условие. С другой стороны, та встреча, коей я была свидетелем, вовсе не была любовной. Да этот тип на маму и не смотрел даже толком! Что-то тут не то…
Додумать эту мысль до конца я не успела, потому что передо мной вырос отвратительный тип с рыбьими глазами и покрытой пылающими прыщами физиономией.
— Куда спешишь, мочалка?! — прошипел он, заступая мне дорогу. — Постой, разговор есть!
Я испуганно огляделась.
Я находилась в узком переулке, откуда было рукой подать до нашей редакции. Я часто ходила днем по этому переулку, но тогда здесь сновали многочисленные сотрудники из ближних офисов, сейчас же, как назло, в переулке не было ни души.
Я попятилась, но тут же услышала сзади второй голос:
— Стой, стерва! Стой, кому говорят!
Я скосила глаза назад и увидела второго — поменьше ростом, с маленькими злыми глазками и дегенеративным скошенным подбородком, делавшим его похожим на бультерьера.
— Ребята, вы чего? — забормотала я испуганно. — Что вам от меня нужно?
— Отдай его! — прошипел рыбоглазый.
— Ты о чем?
— Сама знаешь о чем! Лучше отдай! — И вдруг он схватил меня за руку и стал стаскивать кольцо.
Колечко у меня было хоть и золотое, но узенькое, с крошечным бриллиантиком. Подарок родителей на шестнадцатилетие. Отец был тогда жив; помню, как он сам достал синюю бархатную коробочку и надел кольцо мне на палец.
Тогда оно было чуть велико, но я ничего отцу не сказала. И ношу с тех пор его, не снимая; крути не крути, а это единственное, что осталось у меня от отца на память.
Теперь же эти два урода пытались его отнять. И я даже решила, что отдам, не драться же с ними. Но кольцо, как назло, не слезало с пальца. Оно стало мне тесновато, и я сама его с трудом снимала.
Рыбоглазый возился с ним, пыхтя и тихо чертыхаясь.
— Отдай! — прохрипел он. — Лучше сними сама, а то вместе с пальцем отрежу!
— Я сниму, только отпусти руку…
— Налим! — подал голос второй громила. — Ты че? Это же не то, ты не видишь, что ли?
— Правда не то! — Рыбоглазый отпустил мою руку и вызверился на меня: — Где оно?! А ну, говори, а то я тебе морду располосую!
— Да что вам нужно-то? Скажите толком!
— Сама знаешь, что!
— Понятия не имею!
— Налим, шухер! Кто-то идет!
— А как же…
— Оно в сумке, наверное!
Рыбоглазый выхватил у меня сумку, и оба мерзавца бросились бежать в дальний конец переулка.
И тут я заметила какого-то мужчину, который побежал за ними.
Я перевела дыхание. Сердце колотилось так, будто сейчас выскочит, было очень страшно и противно — я все еще чувствовала прикосновение потных, мерзких рук.
Надо же, меня ограбили прямо посреди города, рядом с редакцией… прежде я о таких случаях только читала в газетах или в интернете, а тут сама стала жертвой такого ограбления…
Я побрела в редакцию, пытаясь вспомнить, что ценного было в моей сумке.
Ну, кошелек… денег в нем совсем немного, была правда банковская карточка… надо как можно быстрее позвонить в банк, сообщить им о пропаже и заказать новую карточку. Еще, конечно, косметика… она у меня недорогая, но все равно жалко. Я вспомнила про новую помаду и только вздохнула.
Что еще-то?
И тут у меня за спиной раздался мужской голос:
— Девушка, постойте!
Первым моим побуждением было броситься наутек. Я решила, что это вернулись те мерзавцы и мое приключение продолжится.
Но потом я осознала, что вряд ли они вернутся — сумку они у меня вырвали, а больше ничего ценного у меня нет. Кроме того, голос был совсем другой, вежливый. Тем не менее сейчас мне ни с кем не хотелось разговаривать, и я прибавила шагу.
— Да постойте же! Вам что, ваша сумка не нужна?
Я удивленно обернулась.
Ко мне шел