Книга Мальтийский крест Павла Первого - Наталья Николаевна Александрова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ваша? — Он протянул мне сумку.
— Моя… — Я взяла сумку, прижала к себе. — А как она у вас… — Уже произнеся эти слова, я смутилась — человек мне сумку принес, а я к нему с недоверием! Но все же интересно, как он сумел отобрать ее у двух отморозков?
— Да они ее бросили. Вы проверьте, все ли на месте!
Я открыла сумку, проверила ее содержимое.
Косметика, все мои мелочи на месте… и даже кошелек на месте, и деньги не тронули… вот это уже странно! Деньги, конечно, небольшие, но для этих уродов и такие пригодятся.
— Все на месте… — удивленно проговорила я. — Странно, даже деньги не взяли.
— Действительно странно… наверное, они искали что-то определенное. А у вас точно ничего не пропало?
— Да говорю же — ничего!
Что это он меня расспрашивает? Какое ему дело, пропало ли у меня что-то? Какой-то он подозрительный!
Я расслышала раздражение в собственном голосе, и снова смутилась — человек ко мне со всей душой, а я — с недоверием… и даже не поблагодарила его…
— Правда ничего не пропало, — повторила я куда мягче, — спасибо вам большое.
— Да я ничего не сделал, — он пожал плечами, — просто подобрал сумку, которую они бросили. Хотите, я провожу вас до работы?
И опять у меня в душе шевельнулось недоверие.
Вот откуда он знает, что я иду на работу? Может, я просто так прогуливаюсь. И вообще, что он ко мне привязался? У него что — своих дел нету, чтобы в провожатые набиваться?
А он — как будто прочитал мои мысли.
— Ясно, что в такой час вы идете на работу. И вид у вас соответственный, озабоченный. Ну так что — проводить?
— Да нет, спасибо… я уже почти дошла, вон там, за углом… еще раз — большое вам спасибо, — расшаркалась я и улыбнулась.
Он тоже улыбнулся в ответ, и теперь смотрелся гораздо моложе.
— Не за что… ну, как скажете. — В голосе его прозвучало явное сожаление. — И не ходите одна по этому переулку, видите, как бывает!
Я кивнула и прибавила шагу. Может, нужно было согласиться, чтобы он проводил. Обменялись бы телефонами, договорились бы кофе выпить. Жанка вечно ворчит, что у меня никого нету. Это, говорит, ненормально. А мама, наоборот, считает, что отношения с мужчиной могут спровоцировать новый виток моих болезней. Наверно, она права.
Ладно, сейчас не об этом нужно думать.
Действительно, почему эти отморозки ничего у меня не взяли? Правда искали что-то определенное?
Но что?
Я вспомнила слова рыбоглазого — «отдай его», «где оно»… и он пытался снять кольцо с моего пальца…
Может быть, они искали какое-то кольцо?
И тут я вспомнила то серебряное кольцо, которое только сегодня утром спрятала в плафон. Вот как чувствовала, что с ним будут проблемы! Потому что по всему получается, что эти двое искали именно его. Потому что… внезапно я поняла, что кольцо оставил убийца. Ну да, когда он убивал несчастного Верещагина, то вымазался кровью. Еще бы ему не вымазаться, когда там кровищи было — ужас!
Я вспомнила то, что увидела в спальне императора Павла, и зябко поежилась.
Значит, убийца запачкался и зашел в умывальную комнату, чтобы хоть как-то почиститься. И вымыть руки. И для этого снял кольцо.
Мама тоже так делает.
Ну, дома-то она сразу убирает кольца, а тут как-то зашла в кафе каком-то руки помыть, да и сняла кольцо машинально. Положила на раковину, да и забыла надеть. Вернулась минут через пятнадцать — нету. Кто взял — непонятно, вроде и не заходил никто туда после нее. Так и пропало кольцо, а у нее бриллиант не чета моему был, большой такой, чистой воды, отец еще на свадьбу ей подарил…
В общем, убийцу кто-то спугнул, он и забыл кольцо возле умывальника. А утром я его нашла и прихватила зачем-то. Случайно вышло. И теперь убийца непременно хочет кольцо вернуть; очевидно, оно ему дорого как память.
Это говорит только о том, что убийца в курсе всего, что произошло после того, как нашли труп. Иначе как бы он узнал, что я была в умывальной комнате? Он послал этих отморозков, чтобы отнять кольцо, они тут люди явно случайные.
Придя в редакцию, я первым делом столкнулась с Порфирьичем.
— Ты что такая озабоченная? — спросил он меня.
Кажется, я уже говорила, что у нашего фотографа была бурная жизнь, в процессе которой он обзавелся множеством друзей и множеством знаний. Как правило, бесполезных, но не всегда.
И тут я от безысходности спросила его, не знает ли он о поселке под названием Нечволодово. Потому что это название не давало мне покоя. Опять же главный потребует статью, а что я ему скажу? А тут хоть что-то можно накопать.
— Нечволодово… Нечволодово… — повторил он задумчиво. — Что-то у меня с этим поселком связано…
Порфирьич потер переносицу — видимо, это стимулировало память, и он действительно вспомнил:
— Лет десять назад, или может чуть больше, я работал в крупной еженедельной газете, и как-то меня послали в командировку во Всеволожский район вместе с Егором Плавунцовым… что-то там происходило странное…
— С тем самым? — переспросила я.
— С тем, с кем же еще…
Егор Плавунцов когда-то был очень известным журналистом, расследовавшим несколько громких дел, связанных с организованной преступностью. Он часто мелькал на телеэкране, не сходил с газетных страниц. Но последние годы о нем ничего не было слышно.
— Так вот, — продолжал Порфирьич, — мы с Егором приехали как раз в это самое Нечволодово. Там он разговаривал с разными людьми, но меня к этим разговорам не подпускали. Все его контакты поставили строгое условие — разговоры только с глазу на глаз, один на один, и никаких фотографий. Так что я, считай, зря съездил — только деревенские пейзажи поснимал… кстати, места там очень красивые, живописные. Вот и все, что я знаю про это Нечволодово.
— А Плавунцов? Он написал статью?
— В том-то и дело, что нет. Говорил, что материал интересный, тянет на большое расследование, но нуждается в тщательной проверке. Вернулся в город, чтобы собрать здесь какие-то документы, а потом попал под машину, еле выжил и стал инвалидом. А на этом расследовании поставил крест — ему не до того было. А тебе откуда известно
