Книга Ненавижу и… хочу - Анна Веммер

– Возможно, я немного ревную.

Хочется ее подразнить.

– Насколько немного?

– Ну… недостаточно, чтобы поставить ее фото на полку с расходниками для туалета, но хватит, чтобы недовольно сопеть при упоминании имени. Но я действительно хочу, чтобы у вас все было хорошо. Просто не хочу, чтобы Жанна сознательно мешала моему «хорошо», понимаешь?

– Количество слов «хорошо» в твоей фразе наталкивает меня на интересную мысль…

Я одним глотком допиваю кофе, подумывая, что завтра с утра припрягу Лизу еще и к варке эспрессо, помимо основных обязянностей. Ставлю кружку на стол и протягиваю руку.

– Иди сюда. Посмотрим, что входит в перечень «мое хорошо».

– Нельзя! – качает Лиза головой, с шумом сглатывая.

Я вижу, как неистово бьется жилка у нее на шее, и могу себе вообразить сильный рваный ритм сердца под ладонью. Если коснуться ее груди, он будет особенно отчетливо ощущаться.

– Нельзя, – соглашаюсь я. – Но никто не узнает.

– Это же офис!

– Да, черт подери, это мой офис, я ждал, когда его сдадут два года, я имею право делать в нем все, что захочу!

– А если я не хочу?

А то я не вижу по глазам, хочешь ты или нет. По мерцающим отражениям огней ночного города, по пересохшим губам, которые хочется попробовать на вкус. Сейчас они пахнут кофе и шоколадом. Лиза судорожно сжимает кулаки, как будто борется сама с собой, а у меня уже несется вскачь фантазия. И диван в кабинете оказывается как нельзя кстати, я уже представляю, как беру ее на нем, как вжимаю в мягкую черную матовую кожу и любуюсь точеным девичьим силуэтом.

Я хочу, чтобы она была сверху, а потом, возможно, найду в себе силы спокойно брать бывшую жену сзади и смотреть на шрамы, оставленные другим. Или не смогу, но мысль о том, что я уже запустил шестеренки механизма, что в итоге уничтожит Герасимова, немного греет и даже подзуживает.

Все меняется. Когда-то мне грозило остаться инвалидом, прикованным к постели, а сейчас я могу снова заниматься сексом с единственной женщиной, которую любил. И отомстить подонку, который разрушил мою семью.

Опробовать чертов диван, раз уж он еще вчера навевал Лизе неприличные мысли.

А еще я, кажется, знаю, как ее уговорить.

– Ну, хорошо, – вздыхаю. – Я не насильник и не Герасимов. Алевтина объяснила, как пользоваться корпоративным тарифом такси? Не хочу, чтобы сотрудники шатались поздно вечером.

Я делаю вид, что собираюсь на выход, и когда Лиза неуверенно перегораживает мне дорогу, едва сдерживаю торжествующую улыбку.

– Стой… – тихо говорит она. – Подожди… Леш, не уходи.

Это получается у нее как-то очень грустно и нежно, так, что щемит сердце, и становится стыдно за манипуляцию, призванную затащить ее в постель… то есть, на диван.

Она скучает. Я вижу, что скучает, и я зеркалю ее тоску по нашим ночам и вечерам. Я бы не смог уйти, и если бы она спокойно это приняла, съехал бы с катушек. Пора признать, что в Лизином присутствии меня покидает адекватность.

Как и всегда, в общем-то.

Я сжимаю ее плечи, чтобы не дать шанса сбежать, потому что сбежать обязательно захочется после секундного проявления слабости. Наклоняюсь, смакуя приятный момент предвкушения, и целую, раздвигаю губы языком, прижимаю Лизу к себе. Требовательно, чувственно и неторопливо – у нас впереди достаточно времени, целая ночь в пустом темном офисе.

Жаль, что в распоряжении только небольшой диван, но я о нем так часто думал, что предпочел бы любой постели.

 Когда Лиза не пытается сопротивляться и не врет самой себе, что не хочет – она великолепна. Торопливыми хаотичными движениями расстегивает мою рубашку, пропускает пуговицу и возвращается к ней. Пуговичка слишком тугая, никак не хочет поддаваться. Не прерывая поцелуя, я стаскиваю рубашку, позволяя Лизе провести ладонями по моей груди.

От ее касаний словно искрит. Мы как будто заново друг друга изучаем. Мысль о том, что она наверняка многому научилась за время романа с другим одновременно выводит меня из себя и сносит крышу. Это как инстинкт: болезненная потребность доказать, что ты – лучший. Выбить из хорошенькой головки все мысли о сопернике. Неважно, продиктованы они желанием или страхом.

Она выгибается от удовольствия, когда я покрываю поцелуями шею. На несколько секунд отстраняется, чтобы позволить мне стянуть ее дурацкую форменную футболку, а потом тихо стонет, когда я сжимаю грудь, играю с напряженными чувствительными сосками. Моя рука скользит по плоскому животу, поддевает резинку штанов и проникает под тонкое кружево.

Она мелко дрожит, когда я ласкаю набухший влажный клитор, невесомо провожу по горячим складкам и внутренней стороне бедра, обхватываю ягодицу. А потом спускаю штаны вместе с трусиками, и Лиза, подаваясь коротким жалящим поцелуям, переступает, оставаясь совершенно голой.

– Почему ты не носишь белье? – задумчиво спрашиваю я.

Мне хочется посмотреть на нее, обвести взглядом небольшую упругую грудь и попробовать ее на вкус. Не вижу причин отказываться от удовольствия, медленно и неторопливо обвожу языком твердые горошины, прикусываю с едва уловимым нажимом.

Лиза в моих руках – послушная кукла. Куколка, с огромными, затуманенными удовольствием глазищами, влажными припухшими губками и все еще роскошной, пусть и обрезанной, копной волос. Я до трясучки хочу взять ее сзади, поэтому подталкиваю к дивану, заставляя встать на колени и опереться на спинку.

– Нет… не надо так…

– Тихо.

Слабые протесты не способны меня остановить. Она боится скорее по привычке, ведь я уже видел ее шрамы. И хоть часть меня безумно надеялась, что сегодня они волшебным образом исчезнут, белые линии все еще уродуют изящную хрупкую, идеальную спину.

Меня поражает то, как Лиза изменилась в постели. Оставив при себе страстность и чувственность, за которые я любил заниматься с ней сексом, она приобрела немного пугающие привычки ждать не то боли, не то грубости. Когда она понимает, что я не отступлюсь и ее тихие, сбивчивые от накатывающих волн возбуждения «нет» не подействуют, то послушно прогибается в пояснице.

И я этого хочу, но противное болезненное жжение в груди не дает как следует насладиться видом аппетитной упругой задницы с влажными складками, готовыми к моему члену. Отступать, впрочем, тоже жестоко, причем по отношению к нам обоим.

Ее кожа на ощупь очень горячая и нежная, без единого изъяна. Я медленно проникаю в Лизу, срывая с ее губ протяжный стон. Пальцы бывшей жены царапают по матовой коже дивана, пытаясь нащупать спасительную ниточку, которая удержит от падения в пропасть.

В отражении окна я вижу ее. Опустившую голову на руки, двигающуюся в такт моим толчкам, тихо постанывающую Лизу. Мою сладкую чувственную девочку, готовую принять меня в любой момент.