Книга История Льва - Микита Франко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Далеко продвинуться не успел – пришла тётя Света. Лёва не ожидал её увидеть, за эти дни она ни разу не приходила, да и странно это: какое ей до него дело, когда родной сын умер? Лёва сразу подумал, что это не просто визит вежливости, и почувствовал скручивающую тревогу, будто могло случиться что-то плохое, что-то хуже того, что уже произошло.
Поинтересовавшись Лёвиным здоровьем, тётя Света предложила выйти, и это ещё больше напугало парня: почему она не хочет говорить при всех?
Они медленно шагали вдоль коридора, а тётя Света говорила на отвлеченные темы:
- Приходи к нам на девять дней. Тебя уже выпишут?
- Да, собираются.
Лёву потряхивало: она ведь здесь не для того, чтобы позвать его в гости?
Потом она комментировала цвет больничных стен («зелёный – такой странный выбор, цвет болезни») и подмечала, что «ремонт бы тут не помешал». Не выдержав этой пытки, Лёва спросил прямо:
- Тёть Свет, вы же не просто так пришли?
Она будто испугалась того, что он её раскусил. Повернулась к нему с выражением искреннего негодования, и Лёва ожидал, что она начнёт искать оправдания, но она, выдохнув, вдруг сказала:
- Да, не просто так.
Он молчал, ожидая, что она сама продолжит.
- Мы с мужем приняли решение никому об этом не говорить. Даже другим родственникам. Ты ещё не знаешь, какие клеймо посмертно навешали на Юру в школе: наркоман, хулиган, неблагополучный ребенок… Я не хочу, чтобы к этим ярлыкам прибавился ещё один. Поэтому, пожалуйста, никому не говори.
- Да что не говорить? – Лёва чувствовал себя так, будто его нервы намотали на кулак.
- При поступлении в больницу у Юры брали анализы. Результаты пришли уже после того, как он…
Она запнулась, переходя под конец фразы на слезливые интонации. Пока она молчала, у Лёвы в голове успел пробежать список всех известных ему диагнозов: рак, гепатит, туберкулез, чума… Самый очевидный в голову почему-то не пришёл.
- ВИЧ, – выдохнула она. – Анализ на ВИЧ был положительным.
Она замолчала, глядя на него в ожидании какой-нибудь реакции. А у Лёвы в мыслях и чувствах вдруг стало очень пусто.
- Ясно, - потерянно проговорил он.
Тётя Света всхлипнула:
- Он давно кололся?
- Парни сказали, что ещё с прошлого года. Но вроде бы… не часто.
Она будто бы пошутила:
- Редко, но метко, - и грустная улыбка начала переходить в гримасу плача.
Лёва поспешно сказал:
- Я тоже ничего об этом не знал. Если бы я знал раньше, я бы сразу сказал.
- А про клей ты давно знал? – спросила тётя Света, сдерживая слёзы.
Лёве стало стыдно, но он сказал, как есть:
- Давно.
Она покивала и Лёве от её вида стала ещё гаже. Он подумал, что она ему отвесит пощечину за молчание, но она сказала:
- Я тебя не виню. Только себя.
Она поправила сумочку на плече, одёрнула чёрное платье-футляр и начала ускорять шаг.
- Ладно, Лёва, я пойду. Спасибо за разговор.
- Да не за что, - растерянно ответил он, глядя ей вслед.
Уже пройдя несколько шагов вперед, она неожиданно остановилась и вернулась к нему. Понизив голос почти до шепота, сказала:
- Насчёт ВИЧ не волнуйся, это всё мифы.
- Ладно… – растеряно произнёс Лёва.
Когда она скрылась за поворотом, Лёва закачался, как в тот день, на кладбище, и схватился за подоконник, чтобы не упасть. Сердце начало заходиться от страха, прыгая на уровне горла. Конечно, он слышал много мифов про ВИЧ, про эту «болезнь геев и наркоманов», но слышал и много правды. И она, эта правда, была сейчас не на его стороне.
Геи и наркоманы… Какое, блин, совпадение.
Лёва и ____ [18-19]
Лёва делал так, как попросила тётя Света: никому ничего не говорил.
День. Другой. Третий. Его выписали аккурат на девять дней. Мама забрала из больницы прямиком к Юриным родителям – в их светлую квартиру с занавешенными шторами, где все теперь разговаривали вполголоса. Лёва успел забежать домой, чтобы скинуть в комнате рюкзак с вещами, которые брал в больницу, и переодеться в тёмную рубашку с джинсами, а потом сразу поднялся к тёте Свете и дяде Мише.
Зайдя в прихожую, он оставил кеды в шкафу с раздвижными створками и, прежде чем задвинуть их обратно, выцепил взглядом Шевину биту – она стояла в самом углу, едва заметная среди рядов верхней одежды.
- Лёва, это ты? – послышался голос тёти Светы из гостиной. – Проходи сюда!
Лёва закрыл шкаф и шагнул в комнату.
До этого ему не приходилось бывать на поминках, но он заранее представлял подобное мероприятие как что-то очень тоскливое, с избыточным количеством алкоголя и плачущими родственниками.
На поминках Юры всего этого оказалось выше крыше: и тоски, и алкоголя, и слёз. Дядя Миша, сидевший во главе стола, выглядел пьяным ещё до начала, а тётя Света, Юрина бабушка и две каких-то женщины, наверное, тоже родственницы, плакали почти без перерыва, вспоминая, как Юра делал то или сё. Вспоминали обычно что-нибудь хорошее, от чего сначала начинали улыбаться или даже посмеиваться, а потом неожиданно плакать. Видимо, как и Лёва, заново проживали Юрину смерть.
Лёва сидел за столом молча, стараясь не слушать этих разговоров. Ему было непонятно: зачем специально собираться и травить себе душу?
К середине трапезы тётя Света встала из-за стола, вытащила с антресолей семейный альбом с фотографиями, и он пошёл по рукам: все начали выискивать фотографии с Юрой, обсуждать, где и когда они были сделаны: «А помнишь, ты тогда забыла его из садика забрать?» - «Да, я в тот год так много работала». Они посмеивались, будто это было чем-то забавным, а Лёву потряхивало от злости: он до сих пор помнил Юрин взгляд из-под длинных мокрых ресниц, когда всех детей забирали родители, а он оставался последним.
Неожиданно альбом передали и Лёве, предлагая посмотреть. Он пролистал больше для вида – рассматривать всерьёз было бы слишком больно. На многих фотографиях, особенно совсем детских, он заметил самого себя. Самая ранняя совместная фотография была датирована летом