Книга Ванечка и любовь - Микита Франко

Ваня и любовь

[1]

Когда я знакомлюсь с человеком, я почти всегда знаю, как он звучал, если бы был музыкой. Ну, как будто слышу его. Чаще всего мелодии сами собой складываются в голове, но некоторые люди похожи на известные композиции. Например, училки. Я их не люблю и ленюсь придумывать для них музыку, поэтому все они ходят по школе под скорбно-траурные марши.

А ещё Лев. Тоже козёл порядочный. Он звучит как «Имперский марш» из «Звёздных войн. Мне потом Зоя Григорьевна из музыкальной школы сказала, что автор этой композиции вдохновлялся похоронным маршем Шопена – я не удивлен.

Со вторым получше – Славина мелодия пришла ко мне сама. Она растаманская: там много ритма, барабанов, травки и Боба Марли. Это, наверное, из-за его цветастых штанов, как у девчонок.

Мики звучит как Queen, но это не потому, что он крутой. Просто он весь облеплен фанатским дерьмом, как говно мухами. Ну, типа там одежда, разные прибамбасы, фигурки на полочках, плакаты на стене – он фанатик. Радикальный чувак. С такими вечные проблемы.

Есть ещё собака по имени Сэм. Она никак не звучит — мне на неё плевать, я собак не люблю. В детдоме у сторожа была собака, она один раз прокусила мне штанину.

Лев и Слава – настоящие голубые. Не знаю, нравится ли мне это, но, если бы не они, меня бы больше никто не усыновил, потому что я уже был старым. Мне тогда почти исполнилось девять, а ещё я был некрасивый, с жёлтыми зубами от курева и с плоскостопием. Если честно, сейчас я такой же.

Не знаю, зачем я понадобился геям, но вообще-то у них дома ничего особенного. Я тут просто живу, ем, сплю. Уже несколько месяцев. Наверное, всё как у всех. Привыкнуть пока не получается.

Мики живёт с ними давно, лет с четырёх. Он старше меня, уже в восьмом классе, а я только в третьем. Мики не детдомовский, а маменькин сынок. Просто мать умерла, а Слава – его родственник-уродственник. Дядя типа. Короче, ему повезло в каком-то смысле. Спорно, конечно, всё-таки они голубые, но скорее повезло, чем нет.

Ещё есть мои одноклассники-дебилы, тупые соседки, мои друзья и все они как-нибудь звучат. Но одна девчонка не похожа на музыку. У неё есть свой звук, не мелодичный, а будто орангутанг взбесился. Видел такое на канале Дискавери – так вот это она. Тупая овца, постоянно обзывает меня подкидышем. Из-за неё у меня все проблемы. У неё какое-то долбанутое имя, которое все сокращают до Лёта. Лёта – мозги из помёта. Я её ненавижу.

Мы соседи. Только она живёт в соседнем подъезде и комнаты у нас через стенку. Иногда я специально обуваю свои массивные кроссовки, ложусь на кровать и начинаю стучать по стене ногами, чтобы мешать ей спать, а она начинает со своей стороны делать то же самое. Потом приходит Лев, даёт мне подзатыльник и говорит, чтобы я перестал вести себя, как лоботомированный. Когда первый раз услышал, спросил – что за херня, а Мики объяснил, что это типа «тупой». Мики уже понимает все эти словечки, а я пока нет.

Но я-то не первый начинаю. Ногами в стенку тарабанить вообще Лёта придумала, и она продолжает, даже если я прекращаю. Тогда Слава начинает звонить её матери, и уже к Лёте приходит эта мать и, наверное, тоже даёт подзатыльник и называет безмозглой. Уж я надеюсь на это.

Все знают, что мы с Мики живём с двумя геями, но ничего не делают, хотя это незаконно. Однажды соседка спросила у меня про Льва, кто он такой и почему с нами живёт, а я ответил, что он Славин мужик. Соседка сказала: «Чё ты брешешь?». В школе тоже так относятся. Что бы я ни сказал, учителя переспрашивают у Мики, правда это или нет, а он говорит, что я с головой не дружу после детского дома. Хотя это ложь. Но они все думают, что я куку, иначе бы не перепроверяли мои слова. Короче, мне никто никогда не верит, при том, что я не вру.

Мики спрашивает, зачем я всем об этом рассказываю.

- Неужели тебе плевать, что у нас из-за этого могут быть проблемы? – говорит он. – И у тебя тоже.

- Но это же нарушает закон.

- Это глупый закон. Мы ведь не делаем ничего плохого.

- Но скрывают обычно только плохое.

Я знаю этот сраный приёмчик, когда просят никому ничего не рассказывать. У нас в детском доме был такой директор – закрывал глаза на всё, что происходит. Дети там отбитые. Если вам кто-то скажет, что в детдоме не отбитые, не верьте им. Отбитые – и я такой же. Но есть совсем конченые, вот у них куча разных развлечений: они могут и унизить, и избить, и сделать из нормального пацана опущенного, прямо как у голубых принято между собой, только никто никого не спрашивает. Они могут оттарабанить какого-нибудь семилетку, а потом директор ходит и мобильники раздаёт, лишь бы никто ничего не рассказывал.

Когда Мики эти разговоры заводит, я ему говорю:

- Приведи хоть один пример, когда люди скрывают хорошее.

- Взять ребёнка из детдома и дать ему нормальную жизнь.

Короче, он их покрывает. А я не знаю, что думать. Так-то вроде ничего плохого не происходит, но я помню, что делали в детдоме, и точно знаю, что голубые делают то же самое, и что хорошим это не назовёшь. Даже просят об одном и том же – никому ничего не говорить.

Я устал молчать, поэтому про этих двух, если спросят — не буду.

А вообще пытаюсь относиться к ситуации отстранённо – я могу теперь нормально спать и нормально есть, ну и спасибо на этом. Как Мики я вовлекаться не собираюсь, а то он их вообще «папами» называет – у них тут своя атмосфера. Но со мной не получится. Я пришёл сюда уже взрослым, у меня свои привычки и свои взгляды, я давно про таких, как они, всё знаю, и я всё понял про эту жизнь. Конечно, двое голубых, фанатик с мужиками на стенах, соседка-идиотка с мозгами из помёта, музыкальная школа с тупыми уроками по сольфеджо и одноклассники-кретины – это не совсем то, чего я ждал, но я как-нибудь разберусь.

Во дворе я дружу с Банзаем. Он как-то сказал мне, что мечтал бы жить в «нормальной стране» -