Книга Дзэн в японской культуре - Дайсэцу Тэйтаро Судзуки

исходящие из Великого Предела, вступать во взаимодействие и порождать тьму вещей. Искренность именуется также ли (Причина, Резон), или тянь-ли (Небесный Резон).

Сунские философы противопоставляют ци (Дух, Энергию) и ли, но противоположности сходятся в Великом Пределе, который, по сути, и есть Беспредельность. Ли есть причина, резон бытия, которым наделен каждый феномен окружающего мира. Без ли ничто не возможно, все сущее становится не-сущим, выпадает из бытия. Ци – категория дифференцирующая, в то время как ли бесконечно умножается, воспроизводя бесконечное разнообразие мира. Но ли и ци – категории взаимодополняющие и взаимопроникающие, немыслимые друг без друга.

Не слишком четко определяется отношение тай-цзи к ли и ци. Известно лишь, что в тай-цзи оба понятия соединяются. Очевидно, сунские философы, испытывая влияние буддийской школы Хуаянь, не желали оставаться в плену дуализма. Сама же категория тай-цзи довольно туманна и подразумевает прежде всего первичность Беспредельности (у-цзи). Когда говорят, что Великий Предел есть Беспредельность, это означает, что одно «сверху», другое «снизу», но как то, что «сверху», может стать тем, что «снизу», и наоборот, не ясно. С той же дилеммой мы сталкиваемся и при определении ли и ци, но сунские философы все же были китайцами до мозга костей, и в этом вопросе они отказывались идти за буддистами, которые без колебаний отрицали материальность мира, провозгласив все на свете равно «пустым» (шунья), то есть иллюзорным. Китайский ум всегда был склонен признавать мир состоящим из конкретных реалий. Даже вплотную приблизившись к доктрине Хуаянь, китайцы все же придерживались материалистических воззрений.

Важной особенностью чжусианской философии, обусловившей ее широкое распространение и повсеместное использование в Китае и Японии, был специфический подход к истории. Взгляд Чжу Си на историю, по сути, стал развитием той идеи, что доминирует в «Веснах и осенях» («Чуньцю») Конфуция. Это классическое произведение было написано бессмертным Кун-цзы с целью умерить моральными наставлениями бесконечные претензии властителей так называемых враждующих царств. Во времена Конфуция Поднебесная разделилась на несколько государств, каждое из которых стремилось завоевать и покорить соседей; узурпаторы объявляли себя законными наследниками престолов; политики, не полагаясь более на компас, плыли по течению во власти монарших прихотей. Замысел Конфуция создать анналы своей эпохи был рассчитан также на выработку универсальных этических норм для государственных деятелей. Таким образом, «Весны и осени» представляют собой свод практических рекомендаций из области этики, проиллюстрированных историческими событиями.

Чжу Си, следуя примеру Конфуция, составил сокращенную историю Китая, адаптированный вариант огромного исторического труда Сыма Цяня. В этом сочинении он сформулировал великий закон всеобщего соответствия «Имена и части» (мин-фэн), который, по замыслу автора, должен был стать руководящим принципом для политиков всех времен. Вселенной управляют законы Неба, как и всеми делами человеческими. Эти законы требуют от каждого неукоснительного соблюдения правил, присущих его положению в системе мироздания. Каждый имеет свое «имя» или «название» и, являясь «частью» целого, выполняет определенную «функцию» в соответствии со своей ролью в общественном устройстве как члена той или иной социальной группы. Всю эту разветвленную сеть общественных отношений следует непременно учитывать правителю, стремящемуся к поддержанию и укреплению мира и процветанию государства, а равно и его подданным. У правителя свои обязанности, у подданных – свои. Так же должны соблюдать взаимные моральные обязательства родители и дети, старшие и младшие и т. д. Недопустимы никакие проявления недовольства, попытки незаконного присвоения «имен», «званий» или «функций».

Чжу Си возлагал большие надежды на свою теорию «имен и частей» как на средство оздоровления общественной жизни страны. Он видел реальную угрозу, которую несли империи Сун северные кочевники, видел, что правительственные чиновники не могут достойно противостоять наступающим варварам и готовы идти на серьезные уступки. Эти печальные картины лишь подогревали патриотические устремления философа, который со всей решимостью, иногда рискуя жизнью, защищал свое учение от нападок тех политиканов, что склоняли правительство подчиниться требованиям захватчиков. Хотя учение Чжу Си и оказалось не способно спасти Южную Сун от вторжения грозных монгольских орд, с XIII в. оно получило широкое распространение как в Китае, так и за его пределами, особенно в Японии.

Философия Чжу Си, в наивысшей степени отвечавшая духовным запросам и психологическим установкам нации, на протяжении нескольких династий оставалась официальной идеологической системой Поднебесной. Одна из главных причин такого постоянства кроется в том факте, что система включала в себя все основные классические направления философии, сыгравшие сколько-нибудь заметную роль в становлении и развитии китайской культуры, и доведена до совершенства в плане соответствия исконно китайскому образу мысли и чувства. Другая причина в том, что система Чжу Си была дорога сердцу каждого китайца как «философия порядка» и потому пользовалась всенародным признанием. Китайцам, без сомнения, так же присущи патриотизм и национальная гордость, как и любому другому народу, но они, как мне кажется, скорее прагматичны, нежели сентиментальны, скорее склонны к позитивизму, нежели к идеализму. Они прочно стоят на земле и, хотя могут иногда полюбоваться звездами, ни на минуту не забывают о том, что жить в отрыве от матери-земли нельзя. Поэтому-то китайцев более привлекали в философии Чжу Си идеи общественного порядка и пользы, нежели другая сторона его учения, несущая в себе элементы идеализма и насыщенная эмоциями. В этом китайцы существенно отличаются от японцев.

Интересную характеристику китайского склада ума дает Чэн Хао (яп. Тэй Мэйдо):

«Причина того, что Дао не обнаруживает себя более явственно, заключена в зловредном влиянии ересей. В древности пагубное это влияние было легче увидеть, ныне же оно проникло в глубины и выявить его непросто. В старину еретики пользовались нашим невежеством, повергая наш разум в затруднения; ныне же они играют на наших знаниях, утверждая, что разгадали тайну бытия и загадку вселенских превращений. Однако все их умствования не в силах исследовать природу конкретных вещей и содействовать выполнению общественных обязанностей. Они претендуют на всеобщность и всемирную значимость своего учения, но в действительности идут против нравственного уклада нашей обыденной жизни. Они заявляют, что в их учении не осталось таких премудростей, которые бы ни были ими досконально изучены, а сами не способны следовать путем совершенно мудрых мужей древности, подобных Яо и Шуню».

Под «ересями» Чэн Хао, без сомнения, подразумевает буддизм, в котором парение мысли, на взгляд сунских философов, мало отвечает потребностям их практичных соотечественников, живущих в рамках общественных законов и установлений. Прагматизм сунской философии, как и заложенный в нее Чжу Си воинственный дух национализма, были завезены в Японию на том же корабле, что и доктрина Дзэн.

Когда империя Южная Сун доживала последние дни, немало патриотически настроенных крестьян, солдат, государственных чиновников и даже дзэнских монахов шли добровольцами