Книга Дело Эйр - Джаспер Ффорде

сказать друг другу, что мы не знали, с чего начать. Лондэн открыл второй фронт:

– Хочешь посмотреть «Ричарда Третьего»?

– А его все еще не сняли?

– Конечно нет!

– Очень хочу, но я правда не знаю, когда у меня будет время. Сейчас ситуация… неопределенная.

Я видела, что он не верит мне. Но не могла же я сказать, что иду по следу уникального преступника, который умеет воровать мысли и создавать фантомы, который не фиксируется видеопленкой и которому убить – как хихикнуть. Лондэн вздохнул, достал визитку и положил на стойку.

– Позвони мне. Как только освободишься. Обещаешь?

– Обещаю.

Он поцеловал меня в щеку, опустошил свой бокал, еще раз всмотрелся в меня и похромал прочь из бара. Я осталась тупо глядеть на визитку. Я ее так и не взяла. Зачем? Я помнила его номер телефона наизусть.

Моя комната была точной копией остальных номеров отеля. Картины намертво привинчены к стенам, бутылки в мини-баре откупорены, выпиты, наполнены вновь водой или чаем и закупорены коммивояжерами, слишком скупыми, чтобы платить за выпивку. Окна выходили на север, как раз на аэродром. Сейчас швартовался большой дирижабль на сорок два места, его серебристые бока сверкали в темноте ночи. Маленький дирижаблик, на котором прилетела я, отправился в Солсбери. Через два дня вернется. Может, покататься на нем еще? Я включила телевизор и попала на «Парламентские будни». Весь день, оказывается, кипели дебаты по Крыму, они не закончились до сих пор. Я вывернула карманы в поисках мелочи, достала пистолет из кобуры и открыла тумбочку у кровати. Чего там только не было! Кроме Гидеоновской Библии, нашлись учения Будды, английский перевод Корана, томик молитв ВСБ, веслианские памфлеты, два амулета Общества Христианского Сознания, «Размышления» святого Звлкса и полное собрание сочинений Уильяма Шекспира. Я выгребла все книги, засунула их в шкаф и положила в тумбочку пистолет. Расстегнула молнию чемодана и начала устраиваться. Квартиру в Лондоне я оплатить не успела, так что не знала, оставят ее за мной или нет.

Как ни странно, я чувствовала, что в городе мне очень уютно, и не была уверена в том, что мне это нравится. Я вывернула все вещи на постель и тщательно разложила по местам. Пристроила пару книг и спасшую мне жизнь «Джейн Эйр» на тумбочку возле постели. Достала фото Лондэна и пошла было к письменному столу, немного подумала и засунула фото лицом вниз в бельевой ящик. Раз он сам рядом, зачем мне снимок? Телевизор продолжал бубнить:

– …несмотря на вмешательство Франции и российские гарантии безопасного проживания для английских поселенцев, создается впечатление, что английское правительство не вернется за стол переговоров в Будапеште. Поскольку Англия твердо намерена начать наступление с новыми плазменными винтовками «круть», мир так и не осенит Крымский полуостров…

Диктор перевернул несколько страниц.

– А теперь местные новости. Беспорядки в Чичестере начались после того, как группа неосюрреалистов решила отметить четвертую годовщину легализации сюрреализма. Репортаж с места событий ведет для «ЖАБ-ньюс» Генри Гробоскоп. Генри?

На экране появилось дрожащее изображение, и я на мгновение задержалась на нем взглядом. За спиной Гробоскопа горела перевернутая машина и суетились несколько полицейских в бронежилетах. Все знали, что Генри Гробоскопа готовят для работы в Крыму в качестве военного корреспондента. Генри, втайне надеявшийся, что война нипочем не закончится, пока он туда не попадет, щеголял в морской форме и говорил торопливо и взволнованно, как подобает корреспонденту в зоне боевых действий:

– Здесь становится жарковато, Брайан. Я нахожусь в сотне ярдов от зоны беспорядков. Повсюду перевернутые и подожженные автомашины. Полиция весь день пыталась рассеять толпу, но численный перевес был не на их стороне. Сегодня вечером несколько сотен рафаэлитов окружили издательство «N’est pas une pipe»[9], в котором забаррикадировалась сотня неосюрреалистов. Демонстранты снаружи выкрикивали лозунги итальянского Возрождения, потом полетели камни и другие импровизированные снаряды. Неосюрреалисты в ответ открыли стрельбу в демонстрантов и почти взяли верх над ними, но тут вмешалась полиция. Минуточку, я вижу, как полиция берет кого-то под арест. Я попытаюсь взять интервью.

Я печально покачала головой и убрала в шкаф тапочки. Запретили сюрреализм – пошли бесконечные беспорядки, сняли запрет – беспорядки все равно продолжаются. Гробоскоп догнал полицейского, который конвоировал юнца в костюме шестнадцатого века. На физиономии арестованного была вытатуирована репродукция Длани Господней из Сикстинской капеллы.

– Простите, сэр, как вы ответите на обвинения в нетерпимости и неуважении к переменам и экспериментам во всех областях искусства?

Возрожденец злобно осклабился в камеру:

– Говорят, что только мы, возрожденцы, устраиваем беспорядки, но я видел нынче вечером барочников, рафаэлитов, романтиков и маньеристов. Это массовое объединенное выступление классических искусств против тупых ублюдков, которые прячутся за словами о мировом прогрессе. Это не только…

Полицейский дернул его за руку и поволок дальше. Гробоскоп увернулся от пролетевшего кирпича и закончил репортаж:

– С вами был Генри Гробоскоп, «ЖАБ-ньюс», прямая трансляция из Чичестера.

Я выключила телевизор с помощью пульта, прикованного к тумбочке со стороны кровати. Села на постель, распустила прическу, почесала голову. Подозрительно понюхала волосы и решила сегодня в душ не лазить. Я слишком жестко повела себя с Лондэном. Даже при всех наших разногласиях у нас оставалось достаточно общего, чтобы сохранять дружбу.

11

Полли включает внутреннее зрение

Думаю, Вордсворт, увидев меня, удивился не меньше, чем я при виде поэта. Не часто случается нам вернуться в свои любимые воспоминания и застать там кого-то другого, кто начал любоваться этим зрелищем раньше нас.

ПОЛЛИ НОНЕТОТ

Эксклюзивное интервью для «Воскресной Совы»

Пока я по мере сил разбиралась с Лондэном, мои дядя и тетя трудились в мастерской Майкрофта. Как я узнала потом, все вроде бы шло путем. По крайней мере, поначалу.

Когда вошла Полли, Майкрофт кормил книжных червей. Она только что закончила какие-то математические расчеты совершенно запредельной для Майкрофта сложности.

– Я нашла нужный тебе ответ, Крофти, дорогой, – сказала она, грызя кончик изрядно исписанного карандаша.

– Сколько? – спросил Майкрофт, скармливая червям предлоги.

Его «ребятки» жадно пожирали абстрактную пищу.

– Девять.

Майкрофт что-то пробормотал и записал цифру в блокнот. Затем открыл большую книгу с бронзовыми застежками, которую накануне я не успела хорошенько рассмотреть. В ней обнаружилась полость, куда дядя положил напечатанное крупным шрифтом стихотворение Вордсворта «Как облако, бродил я одинокий». Туда же он высыпал книжных червей, которые сразу принялись за работу. Они расползлись по тексту, их непостижимый коллективный разум бессознательно исследовал каждое предложение, слово, букву и ударение. Они глубоко проникали в исторические, биографические и