Книга Мать порядка. Как боролись против государства древние греки, первые христиане и средневековые мыслители - Петр Владимирович Рябов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Феодосий Косой, опираясь на учение Христа, также отрицал всякую иерархию и категорически отвергал любой авторитет, любую власть. Призывал к самовластию человека и равенству, отрицанию частной собственности. И вот что писал Феодосий в XVI в.: «В церквах попы учат… земских властей боятися и дани даяти им <…> не подобает в христианех властем быть и не подобает же повиноватися властям и попам».
Таким образом, на смену официальной власти, церкви, собственности должны прийти небольшие общины равных верующих без угнетения, без иерархии, как было это у первых христиан. Вместо официального государственного закона и авторитета провозглашалась безграничная внутренняя свобода человека, внутренний разум, внутренняя любовь и – никаких государственных границ. Феодосий Косой отрицал деление на разные страны, писал: «Веи людие едино суть у бога, и татарове, и немцы, и прочий языцы» – в развитие космополитической евангельской мысли о том, что «нет ни эллина, ни иудея». Он призывал крепостных выйти из своей неволи, уничтожить её, как евреи когда-то вышли из египетского рабства. Создать общество, в котором люди будут равны, независимо от их национальности. Необходимо обобществить все имущества, говорил Феодосий Косой, отдавать в общины всё свое состояние. Все люди должны трудиться и жить лишь плодами своего, а не чужого труда.
Как мы видим, это уже вполне себе такое развернутое и продуманное анархическое и коммунистическое учение, только, повторяю, за двести-триста лет до того, как появилось само слово «анархизм». И оно прямо выросло из чтения Евангелия, из реформационных движений. В данном случае, уже на Руси.
Но если мы опять прыгнем через несколько столетий, – из XVI в XVII–XVIII века, то увидим, что на Руси понемногу распространялась грамотность среди народа, с одной стороны и, с другой стороны, происходили раскол церкви, гонения Петра I на церковь. Вспомним слова Достоевского: «После Петра наша церковь “в параличе”». То есть фактически, Пётр уничтожил церковь как самостоятельный живой институт, превратив её в государственный, в духе протестантов, департамент во главе с обер-прокурором Синода. И значительная часть населения и духовных исканий, христианских исканий людей, ушла в оппозицию. То есть Пётр, по общему и вполне резонному сознанию народа, был – Антихрист; а официальная церковь оккупирована властью. (Об этом есть довольно неплохой роман Дмитрия Мережковского «Пётр и Алексей».) Мы знаем, что Пётр отменил тайну исповеди: священники должны были стучать на своих прихожан, а прихожане должны были два раза в год ходить получать справку об исповеди, что, конечно, вело к девальвации самогО этого таинства.
И в результате, с другой стороны, возникает мощнейшее движение сопротивления, оно усиливается в начале XIX в., в связи с распространением грамотности и Библии в русском народе. Мы знаем, что в Европе запрещалось читать мирянам Библию до Лютера, до XVI в. Лютер начал процесс перевода Библии на национальные языки (попутно создав литературный немецкий): это важнейшая идея, что каждый сам читает Библию, каждый сам общается с Богом. В России же до XIX в. запрещалось её читать обычным людям, во избежание ересей. Но наступает эпоха Александра I: возникает по европейским протестантским образцам Библейское общество, распространяется мысль о том, что Библия должна дойти до людей, происходит рост грамотности. И это вызывает колоссальный рост сектантства в духе анархистского христианства, особенно в XIX в. Люди читают Библию и вдруг с изумлением и ужасом видят, что там написано совсем не то, что официальные попы проповедуют в казённых церквях!
С XIX века, с ростом грамотности среди русских крестьян и, одновременно, после дозволения (начиная с эпохи Александра I) свободно читать и распространять Библию не только среди священников, но и в среде мирян, среди крестьянства начинается своеобразная (и не завершённая, раздавленная, абортированная большевистской реакцией в двадцатые годы XX века) российская «Реформация». В изначально оппозиционной государству среде староверов растут радикально-анархические секты: штундистов, молокан, бегунов, духоборов. (Я, конечно, не могу и не буду говорить обо всех них.) Опираясь на Евангелие, грамотные крестьяне – основатели новых течений в христианстве – доказывали, что всякая власть имеет дьявольскую природу (не зря же Сатана, «Князь мира сего», искушая, предлагал Христу власть над миром), нельзя ничем владеть, есть мясо и даже пахать на животных, присяга нарушает прямое указание Христа («Не клянись вовсе!»), равно как и повиновение властям или служба в армии (императивы «Не убий!» и «Возлюби врагов!» плохо сочетаются с воинским делом и бездумным выполнением убийственных приказов офицеров), а высшая инстанция – личная совесть и разумение каждого человека (ибо «Царство Божие внутри нас есть»). И мы никому не можем передоверить свою совесть, никому не можем подчиняться, никого не можем угнетать, ничем не должны владеть. Царство Божие внутри нас, каждый человек несёт Бога в себе. Значит, не должно быть начальников, не должно быть собственности, армии, присяги, государственной переписи населения… (О том же ярко и вдохновенно писал «русский Лютер» Лев Толстой.)
И в результате возникает очень популярный образ, который я уже отчасти употребил в связи с Феодосием Косым. «Уход из Египта». То есть призыв уйти от власти, уйти от государства и Новый Иерусалим построить. Новое общество, основанное на свободе человека, на его самоопределении, коллективизме, без власти, без иерархии. Основанное на христовых заповедях любви, без всяких авторитетов.
Истоки массового народного анархического сектантства на Руси восходят к расколу церкви в середине XVII века. Никон – с его грубым, циничным и демонстративным насилием над традиционной народной верой – воспринимался как предтеча Антихриста. А Пётр Первый – с его тотальным деспотическим контролем («Полиция есть душа гражданства» любил повторять сей кровожадный творец «регулярного государства»), чудовищными злодействами, опустошившими и разорившими страну (и сократившими население на одну десятую часть), и систематическим надругательством над всей жизнью народа – понимался как, собственно, несомненное воплощение Антихриста. Долгом христианина становилось мученическое противостояние этому насилию со стороны Государства и Церкви, выход из этой тотальной системы регламентации, насилия и порабощения человека со стороны духовной и светской власти. При этом широко распространялись эсхатологические и хилиастические настроения (ожидания скорого тысячелетнего «Божьего царства на земле»), гностические мотивы (чувство богооставленности, отпадения этого мира от правды и переживание необходимости готовиться к мученичеству, противостоять царящему в мире злу, противопоставив внешнему Закону и внешней Власти – внутреннее духовное любовно-благодатное начало).
Так на протяжении XVIII и особенно XIX веков в народной среде постепенно вызревало анархическое представление о внутренней свободе личности, напрямую связанной с Духом Божьим и противостоящей всяким
