Книга Палитра чужих цветов - Павел Сергеевич Иевлев

но про замок говорить не надо.

— Конечно, папа Док! — кивнула серьёзно девочка. — Я не маленькая. Я всё понимаю.

Дмитрия после того, как он вернул на отрядный счёт деньги, никто тут не удерживает, но он не спешит уезжать. Никто его и не гонит. Он единственный не пользуется нашим «семейным бюджетом», а покупает всё, что ему нужно, на свои. Он бы и питался отдельно, но Анахита не выносит посторонних на кухне. В компенсацию покупает фрукты девочкам и сладости Нагме, помогает по дому и в саду (стараясь держаться поближе к Алиане), возит Нагму с Анахитой в город, когда мне некогда. Анахита умеет водить, Пётр научил, но прав у неё нет, да и большой перерыв в практике. На нашей горной тропе я бы ей руль не доверил.

Обращений Нагмы «Димка» и «братик» он сначала смущался, но потом привык. Через некоторое время я стал замечать, что он её балует, покупая мороженое, карандаши, стикеры, игрушки, всякую яркую девчачью мелочёвку вроде заколочек, браслетиков, бусиков и колечек. Из-за этого она любит ездить с ним в город больше, чем со мной.

Меня Дмитрий игнорирует, а я всё ещё не понимаю, как к нему относиться. То, что он нравится Нагме, для меня хороший признак. Девчонка чувствительна к людям и обстоятельствам, как цифровой барометр.

Впервые заговорили на могиле Натальи. Я долго не мог решиться, а когда собрался, он внезапно попросился со мной.

— Хорошее место, — сказал он, когда мы очищали могилу от нападавших листьев.

— Ей всегда нравился вид.

Крошечное поселковое кладбище высоко на обрыве, отсюда открывается прекрасный морской пейзаж. Я рисовал его когда-то, но таланта не хватило. Может, Нагма однажды сможет.

— Почему ты исчез на два года? — спросил он.

— Мне было слишком больно. Я почти умер с ней тогда.

— Теперь прошло?

Мне послышалась в этом обвинение, но я ответил честно:

— Да, пожалуй. Теперь мне просто грустно.

— Ты всё ещё считаешь меня самозванцем? — спросил он внезапно.

— Не знаю. А ты всё ещё считаешь, что я виноват в её смерти?

— Тоже не знаю.

Я действительно не знаю. Никакого резона выдавать себя за моего сына сейчас, когда я не пропавший без вести, нет, однако Дмитрий не спешит раствориться в тумане, как поступил бы разоблачённый жулик. Я не настолько состоятелен, чтобы охота за наследством стоила хлопот. Создать проработанную и перекрёстно подтверждённую документами легенду теоретически можно, но дорого и сложно, это не окупится. Кроме разовой компенсации за мою смерть в бою и домика на побережье, получить с меня нечего.

***

Слон не появлялся, но позвонил по видеосвязи и сообщил, что работы ведутся, всё сложно, но не безнадёжно.

— Отдыхайте, копите силы, наедайте жирок, — усмехнулся он с экрана. — По народной примете, чем дольше затишье, тем глубже и мрачнее жопа, которая начинается после.

— А что по моей просьбе? — спросил я.

— Да, — вспомнил Слон, — Лжедимитрий. Сейчас скину тебе файлы. Но вкратце — не подкопаешься. Есть всё, начиная от записи в роддоме и кончая фискальным видео с выпускных экзаменов. Все до единой бумажки, без лакун. Люди, которые должны его знать, его реально знают. Такую прорву народу не загипнотизируешь. Более того, парнишка довольно известный, хотя и в узких кругах.

— В смысле?

— Он, несмотря на юный возраст, весьма приличный программист. Сам я в этом ни уха ни рыла, но так говорят те, кому я верю. Университет закончил экстерном, начав ещё в школе. Сделал, как сейчас это называется, «стартап», который у него выкупили за совершенно сумасшедшие бабки. Он бы и без твоих гробовых отлично обошёлся. Если не успел всё прогулять, то для него это вообще не сумма.

— Надо же… А что насчёт грехов?

— На удивление умеренно. Отхватив кучу бабла в восемнадцать, он, конечно, покуролесил, не без того. Но ничего серьёзного — пьяное вождение, лёгкая наркота в некриминальных количествах, пара скандалов с дорогими эскортницами, драки и прочий барагоз в клубах, сопротивление при аресте. Мы с тобой жёстче отжигали в его возрасте. Последние полгода тихо. То ли перебесился, то ли задумал чего — не знаю.

— Так он реально мой сын?

— По всем документам и свидетельским показаниям — да. И знаешь что?

— Что?

— Когда тебя нет рядом, я снова начинаю вспоминать. Что у вас с Наташкой был сын, что я это всегда знал, что он у тебя в контракте был вписан наследником, что ты его на базу притаскивал, что Змейса его младенцем тетёшкала…

— Так он вписан в контракте?

— С утра был. Но я не уверен, что, посмотрев сейчас, увижу то же самое. Потому что поговорил с тобой — и опять помню, что детей у вас не было и быть не могло, потому что Наташке матку чуть ли не наизнанку вывернули. И помню это так же отчётливо, как утром помнил вашего сына. Так что, Докище, сам с этой хернёй разбирайся, у меня крыша едет.

— Вот же… — расстроился я.

— У Змейсы есть какая-то теория, но она тебе сама пускай рассказывает. Всё, отключаюсь. Будьте бдительны.

***

— Я не думаю, что ты жулик, которому нужны мои деньги, — сказал я.

— Слава яйцам! — саркастически откликнулся Дмитрий, выдирая сорняки на могиле. — Ты ж у нас олигарх, все так и норовят в наследники…

— Но я не знаю, кто ты.

— Напоминаю, я твой биологический сын. Ты мой биологический отец.

«Билохический», — вспомнил я Нагму.

— Это меня не радует, поверь, — продолжил он. — Потому что отец ты всегда был дерьмовый. Точнее, никакой. Не было тебя. От тебя в семье были только деньги и фотки в камуфляже и очках. Я лет до пятнадцати не знал, есть ли у тебя глаза.

— А в пятнадцать узнал?

— В пятнадцать мне стало пофиг.

Я ковыряю в земле лунки и втыкаю в них какие-то саженцы. Не знаю какие, Анахита дала. Утверждает, что будет красиво и сорняки не пробьются. Хотела сама пойти, но я решил, что это моё дело. Ну, может быть, ещё Дмитрия.

— Тебе сложно в это поверить, — сказал я. — Но для меня тебя не существовало.

— Почему сложно? Я это много лет наблюдал своими глазами. Я же говорю — говно из тебя