Книга И про тебя там написано - Алина Бронски

Весь урок я жалела, что не влюблена в Яспера. Все, что насочиняла Петровна, вплоть до едкого описания моей персоны, бесило ужасно. Она оказалась куда подлее Леи и била точно в цель: героиня и Яспер являли собой мегасладкую парочку. Будь в жизни все как в Петровниной книжке, мы бы с Яспером сейчас держались за ручки под партой. Он положил бы ладонь мне на коленку, а я бы без спроса взяла его ручку-стирашку, потому что забыла свою.

Впрочем, он и так молча подвинул мне свой пенал — уж больно долго я копалась в рюкзаке. Так как при этом я прослушала, что диктовал учитель, он и тетрадь подвинул поближе. И сам придвинулся. Наши колени соприкоснулись. Мне стало теплее: герр Бреннер, как всегда, демонстративно распахнул окно, типа в классе духота. Так он давал понять, что нас слишком много и мы дышим кислородом, который ему самому необходим.

Из окна поддувало, и я поплотнее закуталась в шарф. Яспер набросил мне на плечи свою куртку. При этом он успевал все записывать и небрежно вскидывать руку. Но его не спрашивали. Видимо, герр Бреннер не сомневался, что Яспер все знает. Потому он и Петровну никогда не вызывал, если хоть кто-нибудь кроме нее поднимал руку. Иногда учительский игнор ей надоедал, и она своим хрипловатым голосом выкрикивала ответы с места.

Но Яспер был более терпелив. Его куртка пахла дезодорантом, метро и немножко мокрой псиной. Не противно — наоборот, даже приятно. Поганка Петровна, кстати, даже это угадала и именно так все в книжке и описала. Иначе бы мне вряд ли пришли в голову такие ассоциации. Но когда урок закончился, герр Бреннер вылетел из класса и окно само собой захлопнулось, пришлось, хочешь не хочешь, куртку возвращать.

— Не за что, — обронил Яспер и убежал на перемену, пока я складывала вещи и размышляла, не оставить ли его ручку-стирашку у себя до конца дня. Честно говоря, я бы так и осталась с ним сидеть. Но это привлекло бы ко мне лишнее внимание, а для меня это слишком высокая цена.

— Давай помогу, — Петровна сгребла в кучу мои тетрадки.

— Прекрати выеживаться.

— Сама прекрати! Про Пию — это полная ерунда! Имя как имя.

— Нет, Эрна, не ерунда!

Она покраснела.

— Ну прости, детка. Сглупила, признаю. Я подумаю, как и что можно переделать. Правда, боюсь, это будет непросто.

— Да что тут думать? И не надо ничего переделывать, просто имя поменяй. Это же не твой долгожданный первенец. А всего-то дурацкая книжка. Книжка обо мне.

Петровна покраснела еще гуще. Никогда ее такой не видела.

— Тогда сцену с поцелуем тебе, наверное, присылать не стоило, — пробормотала она.

— Сцену с поцелуем?!?!

— Ну надо же было вставить что-нибудь мимимишное. Иначе какой хеппи-энд?..

Вид у Петровны был беспомощный — вот диво дивное!

— Но неужели обязательно целоваться? — возмущенно осведомилась я.

— Ну не читай, делов-то.

— Нет уж, я прочту! — отрезала я. — Я всё-ё прочту!

* * *

Петровна терпела целую неделю — и наконец не выдержала.

— Ну как? — поинтересовалась она.

— Что как?

— Дочитала до конца?

Она как будто ростом меньше сделалась, когда задала этот вопрос.

Мы стояли перед зеркалом в женском туалете. Я подводила глаза. Не то чтобы Пия-дробь-я ловко обходилась с подводкой — училась-то по видео с «Ютуба». Просто так у меня взгляд становился выразительнее. Без косметики собственное лицо казалось мне в последнее время бесцветным и пресным.

Жаль только, что эту фразу я тоже вычитала у Петровны.

Конечно же, я дочитала ее творение до самого конца. Как говорится, от корки до корки, хотя текст разрастался в бесконечность, словно змейка в игрушке, стоявшей на стареньких «нокиях». Страниц было до фига. Но я заглотила их так быстро, что пришлось перечитывать — я просто не могла насытиться.

Я не знала, как объяснить Петровне, что именно поэтому я вот уже целую неделю ее избегаю. Избегаю впервые за всю историю нашей дружбы, так как по большей части — я осознала это лишь недавно — я бегала хвостиком за Петровной, а не наоборот.

Теперь мы поменялись ролями. Петровна постоянно искала меня глазами, а я уворачивалась от встречи как могла. Зато два раза после школы ходила гулять с Анабель, которую Петровна именовала не иначе как Принцесса Снотворная, а моя мать запомнила раз и навсегда после первого же родительского собрания, так как папаша Анабель заседал в каком-то правлении.

Анабель имела модельную внешность и, по ее собственному признанию, влюбилась в мой чехол для «айфона». Два дня мы по крайней мере по два часа эти самые чехлы обсуждали. Мой привез из Лондона отец. Анабель нафоткала его со всех ракурсов, чтобы дать своему отцу как можно более точные указания. На вопрос, что она прочла за последнее время (мне самой не верилось, что я этот вопрос задаю), Анабель ответила: «В смысле?»

Зато в ее обществе я наконец-то могла расслабиться. Я надеялась, что ее болтовня поможет мне забыть Петровнино предательство. Мне хотелось, чтобы бывшей подруге тоже стало больно. Пусть Петровна — супермозг нашего класса, школы, да хоть целого мира, это не дает ей права разделывать меня под орех на стареньком «самсунге».

И я ни одной секунды не верила, что она старалась ради Яспера.

Слов нет, какое посмешище она из меня сделала. И не только потому, что так и не сменила имя Пия на более приличное. Вроде как другое имя ее героине не подходит — что она при этом имела в виду, так и осталось для меня загадкой.

Петровна безжалостно выставляла героиню в самом неприглядном свете. Единственная дочь своих родителей, богатая и избалованная, она жила в огромном особняке и сохла по Ясперу. Неудивительно: в такого классного парня грех не втюриться. Самое обидное: Петровна изображала все это так убедительно, что даже я готова была поверить.

Я видела Пию перед своим внутренним взором. Видела, как ее симпатяга одноклассник, не подозревающий о своей аллергии, гуляет в парке с собакой. Единственное, чего я не могла взять в толк, — что такой клевый парень нашел в такой воображале. Не мог же он заранее знать, что однажды она спасет ему жизнь.

Мы с Петровной столько лет были лучшими подругами, и вдруг выяснилось, да еще таким нелепым образом, за кого она меня на самом деле держит. И даже некому было поплакаться — ну не ей же, право слово.

И вот теперь мы стояли перед зеркалом в женском туалете, и она ждала моего ответа.

— Ничего я не прочитала, — соврала я, чтобы она отвязалась. — И вообще я больше никогда книжек читать не буду!

Нажимая на звонок Леиной квартиры, я готова была застать ее хоть в дырявой пижаме, хоть в одеяле. Но когда дверь распахнулась, я заморгала: не сразу даже узнала ее, тем более против света. Она подобрала волосы, напялила черный костюм и даже вполне успешно замазала тени под глазами.