Книга Неизвестные лики войны. Между жизнью и смертью - Олег Казаринов

По-моему, эти строки не менее чудовищны, чем свидетельские описания изуродованных трупов и сцен массовых убийств.

Известно, что в СССР применялись небывалые по утончённости психические и физические пытки, которые чудовища от медицины вроде профессора Краснушкина обкатывали на политических заключённых и оптимизировали с применением «научных методик испытаний». Этот врач-преступник работал в Ростовском университете и за свои труды был даже награждён орденом Ленина. Начиная с 1925/26 года он использовал для своих бесчеловечных экспериментов уголовников, а с 1930 года предпочитал уже политических «подопытных кроликов», на которых испытывал наиболее эффективные методы допроса с пристрастием, разрабатывал приборы и инструменты для оптимальных пыток. «Результаты» этого «учёного», ставшего директором зловещего института «Канатчикова дача» (позднее — Институт имени Сербского), использовались НКВД для получения требуемых признаний на допросах. Правительство отпускало на эти исследования значительные средства. Практически дело обстояло так: обвиняемым предъявлялись сфабрикованные обвинения, после чего они на следствии подвергались широкому спектру самых страшных пыток. Это могло продолжаться неделями или даже месяцами, и заключённый, превращённый в развалину, соглашался сказать всё…

Впрочем, я пишу книгу о войне, а не о пыточных застенках тайных полиций, о зловещих спецслужбах и концлагерях. Это отдельная тема.

Но разве могут возникнуть сомнения в том, что если режим давал «добро» на террор против своих внутренних врагов, то он не стал бы пресекать безжалостное отношение к врагам внешним во время войны?

Оно изо всех сил поощрялось, ставилось в пример. К нему призывали прямо или косвенно, превращая своих солдат в озверевших убийц.

С этой целью даже проводились специальные эксперименты. Например, в Германии было сформировано подразделение из преступников под командованием оберфюрера СС Оскара Дирлевангера. Сначала это была «Особая команда Дирлевангер», набранная из браконьеров, потом «Особый батальон Дирлевангер», а затем батальон разросся до «Штурм-бригады СС Дирлевангер».

Эта воинская часть состояла из уголовников, совершивших тяжкие и особо тяжкие преступления, которые они должны были искупить кровью. Разумеется, чужой. Искупить в карательных операциях, так как на фронте уголовники зарекомендовали себя не с самой лучшей стороны. И они «искупали» в Белоруссии, Варшаве и Словакии, где уничтожали повстанцев и партизан с неслыханной жестокостью.

Однако безнаказанная свирепость развращает солдат. Бесконечные сцены убийств вызывают отупение, внушают пагубную мысль о вседозволенности, расшатывают дисциплину.

Это мешает ведению боевых действий. Окончательно превратившись в палачей, солдаты неохотно идут в атаку, не проявляют стойкости в обороне.

Казни должны быть регламентированными, жестокость — управляемой, террор — руководимым. В противном случае вся армия превратится в уголовников Дирлевангера, которые могут разложить фронт.

Командования всех армий отдают самые суровые приказы о недопущении произвола. Например, союзники на Втором фронте украшали дороги щитами с назиданиями: «Если хочешь достать сувенир, добудь его у немца, а не грабь своего гражданского союзника». Маршал К. Рокоссовский устанавливал «расстрел по законам военного времени за грабёж, изнасилование, кражу, убийство гражданских лиц». Верховное командование вермахта разработало «Памятку по охране советских военнопленных», в которой говорилось: «…Немецким солдатам запрещается прибегать к произволу или истязаниям: к применению дубинок, плёток и т. п. Это унижает достоинство немецкого солдата как носителя оружия».

Но с первыми выстрелами, с первыми жертвами, джинн войны уже вырывается из бутылки и овладевает людьми, несмотря на все приказы, памятки и увещевания.

И тогда появляются другие приказы, такие как № 166/41, отданный по 60-й германской мотопехотной дивизии: «Даже отдельная маленькая часть всегда принимает атаку. В связи с этим нельзя допускать человеческого отношения к пленным. Уничтожение противника огнём или холодным оружием должно продолжаться до тех пор, пока противник не станет безопасным».

Одно начинает противоречить другому. Сознание раздваивается. Понятия долга, чести и совести превращаются в пустой звук. Торжествуют страх, злоба и месть. Начинается самоуправство.

Я не знаю, как с этим было в Красной Армии. Вряд ли существовали какие-то официальные распоряжения, призывающие к расправам. Каждое государство старается в отечественной истории не оставлять кровавого следа. Но то, что такие расправы были, и к ним порой относились снисходительно — несомненно. Это лицо ВОЙНЫ.

Об этом свидетельствуют документы другой стороны.

Вот отрывок из пункта 8 приказа по 17-й армии за № 0973/41 от 17.11.41 г. командующего генерал-полковника Хота: «Красные солдаты зверски убивали наших раненых; они жестоко расправлялись с пленными и убивали их…»

Не похоже на пропагандистский трюк. Это ноябрь. Не первый месяц войны. Германские солдаты легко бы уличили своего командующего во лжи. Но если это не ложь?

В 1945 году министр пропаганды рейха доктор Геббельс отмечает в своём дневнике: «Я получил из Секешфехервара ужасающее донесение о зверствах, учинённых там Советами. Они буквально затмевают всё, что мы знаем о совершённом ими в наших восточных гау (Гау — регион (Примеч. ред.). Из подобранных в районе Секешфехервара дневников убитых советских солдат явствует, что советские войска чрезвычайно устали от войны. (…) Они представляют себя великими спасителями мира; примечательно, что большевистская пропаганда привила им некий комплекс превосходства над остальными людьми, и в результате они совершают самые бессмысленные кровопролития. В целом же каждый советский солдат выдрессирован в духе мести немцам и Германии. И он это делает в полную меру своих сил».

В марте 1945 года германские войска нанесли контрудар в районе озера Балатон и сумели отбить участок венгерской территории. «Наши солдаты, увидев зверства Советов, не знают больше никакой пощады. Они убивают советских солдат лопатами и ружейными прикладами. Жестокости, в которых виноваты Советы, неописуемы. Страшные свидетельства этого видны на всём протяжении нашего пути».

Можно, конечно, сказать: «Брешут фашистские гадины!» А можно задуматься и почитать другие документы.

Исторические. Не обезображенные идеологической цензурой.

Писатель Виктор Хен писал в своём дневнике в 1867 году: «Казаки придут на своих лошадях с плётками и пиками и всё затопчут. У них нет никаких потребностей, они мастера разрушения, ведь у них нет сердца, они бесчувственны…»

Ещё раньше, в марте 1848 года, в Германии была выпущена революционная листовка о предстоящем нападении русских: «Помните ли вы со времён освободительных войн наших друзей? Спросите своих отцов, дядей, тётушек, бабушек и дедушек, как великолепно эти наши друзья умели воровать и грабить, мародёрствовать и угонять. Помните ли вы ещё казаков на низких лошадях с высокими сёдлами, увешанных котелками, чайниками, сковородками, утварью из серебра и золота? Всюду, где они побывали, они оставляли за собой разрушение, вонь и насекомых. И эти казаки, башкиры, калмыки, татары и т. д. десятками тысяч горят скотским желанием вновь разграбить Германию, (…) убить наших братьев, обесчестить наших матерей и сестёр».