Книга Падший клинок - Джон Кортней Гримвуд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я прав, — продолжал Алонцо, — ваше имя не записано в Книге?
— Нет, мой господин, — покачал головой Атило, его лицо помрачнело.
— Тогда все решено. Господин Брибанцо может забрать свою дочь. А теперь пусть Совет займется более важными делами.
— Вы не можете меня заставить!
Крик Десдайо отразился от деревянных панелей зала. Ее отец и Атило разом шагнули к ней, чтобы успокоить и утешить, замерли и уставились друг на друга. Десдайо безутешно рыдала, ее плечи вздрагивали.
«Маленькая дурочка», — подумала Алекса.
Но хорошенькая дурочка, того самого типа, который венецианцы находят неотразимым. Поклонники слетались к ней, как мотыльки к лампе, сгорая от желания. В глазах фаворита прежнего герцога читалась нешуточная боль. Атило иль Маурос, обративший в бегство германскую конницу на венецианских болотах, не выстоял перед эфемерными чарами женщины в три раза его младше.
Герцогиня вздохнула.
Десдайо бросилась к подножию герцогского трона и крепко ухватилась за него, будто стражи уже пытались вытащить ее из зала.
— Пожалуйста, — взмолилась она, — помогите мне.
Герцог громко стукнул каблуком, посмотрел на свою мать, потом на Атило, на свободное кресло — пустое позолоченное кресло. Он откинулся назад, засунул палец в рот и, не скрываясь, почесал промежность, затем закрыл глаза.
— Полагаю… — начал Алонцо.
Но герцогиня уже встала. Она прошла по залу и остановилась напротив Атило; весь двор отодвигал свои кресла, спеша подняться вслед за ней. Герцогиня выдержала длинную паузу, усиливая напряжение в зале, а затем хлопнула Атило по плечу.
— Вот мой выбор, — громко заявила она. — Десятое кресло для старого советника моего мужа, верного слуги города.
В комнате воцарилась тишина.
— Алекса… — принц Алонцо колебался, осторожно подбирая слова. — Это неразумно. Тебе известно почему…
— Сейчас моя очередь.
— Нет, — промолвил Брибанцо. Его мясистое лицо покраснело от попытки сдержать эмоции. — Вы не можете.
— Господин мой… — голос Алексы мог заморозить море. Брибанцо замер. Он был лет на пять старше Атило, но на этом их сходство заканчивалось. Господин Брибанцо был амбициозным, но все же трусом.
— Вы считаете себя вправе указывать мне?
Пока Брибанцо пресмыкался, Алекса оглядывала зал, выискивая тех, кто посмеет возразить, и на секунду взглянула на сына. Герцог лучезарно улыбался, и Алекса могла поклясться, что он послал Десдайо поцелуй.
— Вы принимаете кресло? — спросила герцогиня.
— Госпожа моя…
— Принимаете?
Атило иль Маурос опустился на колени и поцеловал обручальное кольцо герцогини.
— Как и прежде, я к вашим услугам. — И уточнил, немного исправившись: — К услугам герцога, регента и вашим.
— Рад слышать, — заметил Алонцо.
Алекса обернулась к писцу:
— Имя господина Атило должно быть внесено в Золотую книгу немедленно. Он возглавит поиски моей племянницы.
— Родриго будет сопровождать его, — твердо сказал Алонцо.
— Прошу вас, смиритесь, — обратилась к Брибанцо герцогиня. — Мою племянницу необходимо найти, а десятое кресло — занять. Атило — доверенный слуга. Как и вы.
Слова показались неискренними даже самой Алексе.
Было бы уместно вложить в них хоть немножко тепла, улыбнуться Брибанцо. Тогда он примет их за обещание будущих милостей. К несчастью, Алекса терпеть не могла этого человека. Она предпочитала худых и голодных фаворитов.
— А моя дочь?
— Милан ее не получит, — заявила Алекса. — А другие женихи… если в них есть хоть капля разума, то они смирятся с поражением, чтобы не рассердить нового члена Совета Десяти и одного из самых опасных людей, которых я знаю.
— Вы можете у-удалиться, — заявил герцог. Он вынул палец изо рта и указывал им на Брибанцо. — Сейчас.
У двери господин Брибанцо повернулся. Его слова слышали внутри, в зале Совета, и снаружи, в коридоре. К утру о них знал весь город. Брибанцо возненавидел Атило, но излил весь яд на свою дочь:
— Я отрекаюсь от тебя.
Он шипел, как змея. В глазах — безумная ярость. В эту минуту Брибанцо мог без сожаления убить девушку.
— Ты никогда не была моей. Сегодня ты не умерла для меня. Ты никогда не рождалась.
Известие о вражде Брибанцо и Атило отошло на задний план перед другими слухами. Мамлюки похитили госпожу Джульетту ди Миллиони, чтобы не допустить ее брака с королем Кипра, поскольку союз с Кипром откроет Венеции устье Нила. По мере того, как дни превращались в недели, вместо «похищена» стали говорить «похищена и, наверное, изнасилована», а потом — «похищена, изнасилована и, скорее всего, убита».
Посол Кипра попрощался.
Сэр Ричард Гленвил, полный сочувствия, но непреклонный, сел на свой корабль, поднял цвета своего короля и своего Ордена, прошел через отмели у входа в лагуну и исчез в Адриатике.
Его судно было единственным, которому разрешили отплыть.
Корабль, тайком ускользнувший из лагуны, преследовали, остановили и взяли на абордаж. Он действительно принадлежал мамлюкам, но госпожи Джульетты на борту не оказалось. Никто не сходил на берег в Венеции, клялась команда. Капитан умер под пытками, продолжая утверждать, что ничего не знает о похищении. Он был обычным контрабандистом.
Торговля в лагуне замерла впервые с тех пор, как пятьдесят лет назад Марко Жестокий уничтожил Мятежную Республику. Только чайки качались на волнах и бакланы ныряли за рыбой. Все остальное замерло. На материке скапливалось продовольствие. Никто не забирал ночные отходы. Горожане отправили депутацию, заявляя о потерянных доходах. Делегаты вернулись, возмущенные презрением, с которым принц Алонцо отнесся к их заботам.
Городские рыбачьи сети, известные не менее, чем Сан-Марко, сохли на козлах. Лодочки, обычно встречавшие рассвет в море, лежали на илистых берегах. Суда стояли на якоре. Те, кто хотел войти в лагуну, ожидали снаружи или искали другой порт. Баржам с солью запретили отплывать на материк. У причалов на материке стояли другие баржи. Их груз, вяленая рыба, солонина и сухофрукты, уже начинал портиться.
— Ты должен показаться, — сказала герцогиня Алекса регенту. — Пусть люди тебя увидят. Убеди их.
— Покажись сама.
— Я в трауре.
— Уже три года, — сердито ответил он. — Хватит прятаться в темных комнатах и отказываться появляться на публике. Возьми Марко и выйди с ним.
— Это невозможно, — сказала герцогиня. — Ты знаешь…
— Что его нельзя показывать людям?
— Алонцо…