Книга Дом на солнечной улице - Можган Газирад

с астрами. Она махала нам и улыбалась. Но вдруг она посмотрела себе за спину и опустила штору.

Через две недели после инцидента в доме Карлы все соседи знали, что мы иранцы. Рядом с кладбищем рос огромный клен, под которым дети собирались после школы. Они обвязали веревкой шину от грузовика и подвесили к ветке клена, чтобы сделать качели. Мы с Мар-Мар иногда ходили туда и качались по очереди с другими детьми. Однажды после грозы мы поехали на велосипедах на самую вершину холма. Велосипеды мы оставили у низкой стены кладбища. Ветер в грозу разбросал лепестки кизила по дорожке, будто белый цветочный ковер. Как всегда, мы поздоровались с другими детьми и присоединились к кружку вокруг качелей. Я заметила, что высокий мальчик, возле которого я стояла, сделал шаг в сторону. Никто нас не поприветствовал.

– Кто последний? – спросила я.

– Ты сегодня качаться не будешь. Ни ты, ни твоя сеструха, – высокий мальчик рявкнул на меня.

– Почему? – спросила Мар-Мар.

– Потому что вы держите наших заложников! – крикнула в ответ девочка на качелях.

Она спрыгнула с шины и протопала по зеленой траве к Мар-Мар. Она уперлась руками в грудь Мар-Мар и сказала:

– Вы разве не иранцы? Мама Карлы нам сказала!

Мар-Мар повалилась на мокрую траву.

Высокий мальчик вцепился в веревку качелей и потянул ее к себе.

– Не будет вашей очереди. Катитесь домой! – прокричал он.

Мы с Мар-Мар пошли обратно к велосипедам, одиноко прислонившимся к стене под кизилом. Я видела, что по щекам Мар-Мар катятся слезы. Она вытерла лицо грязными руками. Теперь под глазами осталась полоска грязи.

– Не плачь, Мар-Мар. – Я попыталась подбодрить ее. – Мы поедем домой и будем играть вдвоем. – Но мое сердце разбивалось от ее слез. Она была самой терпеливой девочкой из всех, что я видела за свою жизнь. Она никогда не плакала, когда мы ссорились или когда мама́н ее отчитывала. Больно было слушать обвинения, когда мы никак не были связаны с заложниками. Я похоронила историю с Глазом Бога глубоко в сердце. Мне хотелось успокоить Мар-Мар, но как я могла утешить ее, когда была глубоко ранена сама?

Больше мы никогда не катались на велосипедах по району.

Обратно к морю

И если бы твое сердце не полюбило меня, и ты бы не поставил меня впереди всех твоих наложниц, я бы не пробыла у тебя и одного часа и бросилась бы в море из этого окна, и пошла бы к моей матери и родным.

«Сказка о Бедр-Басиме и Джаухаре»

Одной майской ночью я проснулась оттого, что Лейла говорила с кем-то шепотом по телефону. Я в темноте потерла глаза, чтобы разглядеть круглые часы на противоположной стене. Маленькая стрелка указывала на три. С кем Лейла разговаривала так поздно ночью? Мар-Мар все еще крепко спала на постели внизу. Едва я поставила ногу на первую ступеньку, чтобы слезть вниз, как дверь спальни открылась, и внутрь проник свет из гостиной. Лейла стояла в дверях.

– Ты не спишь, Можи? – прошептала она.

– Нет, хале, – сказала я. – Кто звонил?

– Звонил баба́, – сказала она, – ваша мать только что родила мальчика. Они оба здоровы, и мальчик крупный.

Я спрыгнула со второй ступеньки и подбежала к ней. Я была так рада, что не знала, что сказать. Мар-Мар резко села в постели, когда я спрыгнула на пол. Она сощурилась, пытаясь что-то увидеть в темноте.

– Что происходит?

– Мар-Мар, – сказала я, – мама́н только что родила маленького мальчика.

Мар-Мар поднялась с кровати и подошла к нам. Она присоединилась ко мне в объятьях Лейлы.

– Мобарак баше[17], – сказала Лейла нам обеим. – Вам будет ужасно весело с новым ребенком.

Весь день в школе я не могла дождаться момента, когда увижу в больнице мама́н и братика. День матери был на подходе, и в школе мы сделали своим мамам открытки. Я гадала, как мама́н чувствует себя после родов. Во время последних месяцев беременности она выглядела уставшей, и ей было тяжело передвигаться. Я надеялась, что она станет подвижной и энергичной матерью, которую я знала.

Поездка из школы в больницу заняла вечность. Я не могла понять, почему баба́ едет так медленно, больше пяти секунд проводя у каждого знака «СТОП». Казалось, будто светофоры горели красным дольше обычного и каждая машина ехала быстрее нас. Я стояла в пространстве между двумя передними сиденьями, не в силах усидеть на заднем.

– Баба́, далеко еще до больницы?

Мар-Мар вскочила с места и втиснулась между мной и папиным сиденьем.

– Баба́, на кого он похож? Наша учительница сказала, что у всех деток милые носики-кнопки.

– Мар-Мар, хотя бы рюкзак свой на сиденье положи. Ты меня раздавишь, как помидор! – закричала я.

– Ты всю дорогу стояла. Я хочу задать баба́ вопрос.

– Я спросила раньше тебя. А ты просто влезла.

– Успокойтесь, девочки. Вы должны сесть. – Баба́ громко рассмеялся. Он завернул на парковку для посетителей у больницы. – Мы почти на месте.

– Баба́, а как мы назовем ребеночка? – спросила Мар-Мар.

– Посмотрим, – сказал баба́.

Он заглушил мотор и отпер двери. Я выпрыгнула из «Шеви», надеясь добраться до мамы раньше Мар-Мар. По пути в лобби я задумалась, как мама́н и баба́ выбрали наши имена. Баба́ занес наши рюкзаки в лифт и сказал:

– Не забудьте помыть руки перед тем, как коснуться ребенка.

Едва двери лифта открылись, мы увидели висящий в деревянной раме на стене рисунок с изображением светловолосой матери с голым новорожденным на руках. Баба́ нажал на кнопку возле зеленых двойных дверей, и мы принялись ждать ответа. Голос пожилой дамы спросил папино имя. Проверив его, дама открыла нам двери. Этаж матери и ребенка пах цветущими розами. Вазы с цветами украшали сестринский пост, и на двери каждой палаты висели букеты – цветы к Дню матери. Баба́ встал у двери в холл и поманил нас. День был таким длинным, что я не могла поверить, что увижу мама́н и ребенка. И вот наконец моя мама, сидящая на кровати и прижимающая к груди ребенка. Завернутый в пушистый плед, маленький человечек сосал ее грудь.

– Курбонетун берам[18], – сказала мама́н, едва увидев нас. В глазах у нее стояли слезы, а уголки губ были подняты в слабой улыбке. – Идите сюда. – Ее черные волосы были растрепаны, но щеки были гладкими