Книга Свои, родные, наши! - Елена Арсеньева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не на шутку перепуганная Катя отправилась в Дом с лилиями.
У ворот стояла знакомая машина. А рядом с ней…
Егор! Вот же принес черт! Надо спровадить его отсюда.
Катя мигом скроила самую беззаботную улыбку:
– Привет!
Однако Егор не собирался улыбаться в ответ. Даже в сумерках было видно, какое у него хмурое лицо:
– Где Кира?
– Она… ну, она же пропустила много, – с места в карьер начала врать Катя, – конспекты переписывает, у подружки ночевать осталась.
– Ночью переписывает, да? – зло ухмыльнулся Егор. – Говори правду, ну?
– Баранки гну! – дерзко крикнула Катя. – Отвали!
Хотела проскочить мимо, но Егор схватил, прижал ее к машине:
– Я из тебя сейчас всю душу вытрясу! Где она?!
Таким бешеным Катя его не то что не видела, но даже и представить не могла! Конечно, она сразу струхнула:
– Отпусти меня! Сам дров наломал, а теперь бесится! В больнице твоя Кира. Аборт сделала.
Егор привалился к машине рядом с Катей, как будто его ноги не держали. Потом пробормотал:
– Говори адрес.
Катя, поджав губы, стояла молча.
Потом все же сказала.
Через несколько минут Егор был в больнице. Гнал машину так, что, наверное, если бы не ночь, не раз бы в аварию попал на дороге.
Его сначала не пускали, пришлось достать удостоверение. Ему было все равно, что подумают санитарки и дежурный врач при виде капитана госбезопасности, рвущегося в палату к незамужней девушке, которой сделали аборт.
И вот он вошел в какую-то дверь с надписью «Смотровой кабинет» и очутился в каморке с ледяными кафельными стенами, пахнущими хлоркой, кровью и болью.
Белая ширма перегораживала кабинетик на две части. За ширмой в углу стоял топчан, на нем, прикрытая застиранной простынкой…
– Кира! – крикнул Егор.
Она даже не повернула головы. Плакала медленными, тяжелыми, горькими слезами.
– Что ж ты наделала! – Он осторожно коснулся ее бледной, холодной руки.
Кира повернула голову и жалобно сказала:
– Мне очень больно…
Губы искусаны, глаза обведены черными кругами… Какую же пытку она выдержала!
Егор только и мог, что осторожно целовать ее пальцы и бормотать:
– Если бы я мог тебе помочь! Девочка моя, держись! Мы обязательно выпутаемся!
Кира молчала, и Егор осмелился осторожно коснуться ее волос:
– Все у нас будет хорошо. Я отвезу тебя домой, к себе домой. С мамой познакомлю… Все у нас будет прекрасно!
– Мы договаривались пять минут! – В дверях стояла докторша.
– А почему она лежит в таких условиях? – мрачно повернулся к ней Егор.
– Молодой человек, идите домой, – устало вздохнула та. – Кира, как вы?
– Голова кружится, – простонала Кира.
– Домой, сказала! – резко велела докторша Егору – и он вышел.
Как только за ним открылась дверь, Лариса Ивановна подняла простыню, которой была прикрыта Кира:
– Снова кровит… Давай на кресло.
И помогла ей подняться.
Домой Егор, конечно, не поехал. Остался в больнице. То сидел под дверью палаты, в которую перевели на ночь Киру, то мотался по коридору, считая шаги и сам себя не слыша от гула в голове и страха, который не переставал его мучить.
Два часа ночи, три. Четыре…
Хотелось спать, но он не мог – казалось, если хотя бы задремлет, Кире станет хуже.
И все же уснул, а проснулся от того, что в окно било солнце, а рядом что-то звенело.
Вскинулся суматошно. На часах уже семь, а мимо него на каталке везут Киру! Везут в комнату с надписью «Смотровой кабинет».
Лицо Киры было такого же цвета, как белая застиранная простыня, прикрывавшая ее до подбородка. Глаза закрыты.
Через несколько минут санитарка вывезла каталку. А Кира осталась в кабинете.
Егор прокрался туда, заглянул за ширму, перегораживающую кабинет. Кира снова лежала на топчане.
И тут до него дошло то, чего не понимал раньше. Кира делала аборт тайно! За деньги! После таких абортов женщины уходят домой уже к вечеру. А она не смогла. Дела пошли плохо, и докторша попала в нелегкое положение… В палату она перевела Киру только потому, что испугалась скандала, который мог устроить Егор. Или просто пожалела измученную девушку. А теперь, с утра пораньше, полуживую Киру снова «эвакуировали» в смотровую, чтобы, в случае чего, можно было соврать начальству: она, мол, только что пришла.
А Егора докторша не боится. Плевать ей, что она видела его удостоверение! Она понимает, что капитан будет молчать: ведь он сам отправил сюда свою девушку на тайный аборт.
Во всяком случае, так, наверное, Лариса Ивановна все понимала. А Егору было все равно, все равно – что о нем думают, что вообще тут творят…
Сейчас ему было важно одно: Кира. Только бы с ней все обошлось!
Снова осторожно взял ее за руку, перебирал пальцы…
За ширмой открылась дверь.
– На работку, на работку! – послышался веселый женский голос.
– Люська, только я тебя прошу, – раздался другой голос, – не забудь зеркала простерилизовать, потому что Лариса сегодня – как грымза с утра!
– Конечно, – ехидно откликнулась первая санитарка. – Девку чуть не угробила. Молодая совсем, а деток уже не будет.
Кира резко открыла глаза.
Егор обмер.
Хлопнула дверь – санитарки ушли.
Кира медленно приподнялась на топчане, не сводя глаз с Егора.
– Я люблю тебя, – пробормотал он, не слыша своего голоса.
Кира слабо покачала головой:
– А я тебя ненавижу. Как ненавидела этого ребенка и его отца.
Чудилось, ее глаза прожигают насквозь:
– Когда-то я мечтала о детях, о семье с тобой… – С болью усмехнулась: – Да, такая я была дура!
Егор отпрянул:
– Откуда у тебя столько ненависти?..
– Да потому что сама я уже не живу!
Каждое слово обжигало ему лицо:
– Я умерла в этой больнице!
И Егор не выдержал. Он больше не мог утешать и успокаивать! Он сам просил об утешении:
– Что, ну что я должен сделать, чтобы ты меня простила?!
Кира помолчала, потом ответила тихо и яростно:
– Исчезни из моей жизни. Умри!
Егор медленно поднялся:
– Как скажешь, Кира.
