Книга Assassin's Creed. Отверженный - Оливер Боуден
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Поехали дальше, Попрошайка, – сказал я лошади. – Поворачивайся, девочка моя.
Я ехал безостановочно весь день, опять не щадя свою новую подругу. Я пускал ее шагом, лишь когда вынимал подзорную трубу и осматривал горизонт, выискивая моего противника. Но он меня все время опережал. Можно и не говорить, сколь угнетающе это действовало на меня. Когда начало темнеть, я стал думать, не упустил ли его вообще. Единственное, что меня обнадеживало: я знал, куда он держит путь.
Мне не оставалось иного, как опять устроить привал, разжечь костер и дать отдых себе и Попрошайке. Только бы вообще не потерять его след!
Устроившись поудобнее, я принялся размышлять, почему до сих пор так и не сумел его нагнать?
Утром, едва я открыл глаза, у меня мелькнула догадка по поводу Остроухого. Он служил в армии Брэддока, которая сейчас действовала совместно с армией под командованием принца Оранского. Остроухий торопился вернуться в Республику Соединенных Провинций, и главной причиной его спешки была…
Самовольная отлучка. Остроухий рассчитывал оказаться в расположении своего полка раньше, чем его там хватятся.
Следовательно, никто из начальства не отправлял его в Шварцвальд, а потому Брэддок – старший его командир – ничего об этом не знал. Или же… вероятно, не знал.
Бедная Попрошайка! Я третий день подряд гнал ее, почти не давая отдыха. Усталость уже начала сказываться, как мы снова наткнулись на следы ночлега Остроухого. На сей раз я не стал спешиваться и разглядывать угли. Пришпорив Попрошайку, я погнал ее к вершине соседнего холма. Там я остановился, достал подзорную трубу и принялся медленно, квадрат за квадратом, изучать местность, пока не разглядел Остроухого. Даже в трубу он выглядел маленьким пятнышком, которое сейчас поднималось по склону дальнего холма. Пока я следил за ним, мой противник исчез среди деревьев.
В каком месте мы находились? В какой стране? Я не знал, пересекли ли мы границу Нидерландов. За эти два дня мне не встретилось ни души.
Похоже, скоро нашему уединению придет конец. Я пришпорил лошадь и минут через двадцать достиг кромки деревьев, за которыми скрылся Остроухий. Мой взгляд сразу же наткнулся на брошенную телегу. Неподалеку валялся труп лошади. Ее безжизненные глаза были густо облеплены копошащимися мухами. Испуганная Попрошайка даже встала на дыбы. Как и я, она привыкла к тишине, когда единственные звуки вокруг – ее пофыркивание и мое дыхание. Но здесь мы наткнулись за жуткое напоминание о войне. В Европе невозможно уехать далеко от войны. Рано или поздно обязательно увидишь ее следы.
Теперь мы ехали медленно, осторожно пробираясь среди кустов, которые могли оказаться не единственными преградами на пути. Чем дальше, тем чаще попадались искореженные деревья с почерневшей листвой, обломанными и раздавленными ветвями. Все указывало на то, что здесь происходило сражение. Стали попадаться тела убитых солдат с неестественно вывернутыми руками и ногами. Их глаза, которые было некому закрыть, продолжали смотреть в небо. Кровь и застывшая грязь делали убитых похожими друг на друга, и только островки мундиров, не затронутые коричнево-серой коркой, позволяли понять, кто перед тобой. У французов мундиры были белыми, у голландцев – голубыми. Между телами валялись поврежденные мушкеты, ломаные штыки и мечи. Все исправное оружие кто-то уже успел забрать.
Перелесок кончился, и я выехал на открытое пространство, которое и было полем сражения. Тел убитых прибавилось. По меркам войны это было даже не сражение, а стычка, и все равно складывалось ощущение, что и сейчас еще над полем реет смерть.
Давно ли здесь бились? Этого я не знал и мог лишь строить догадки. Судя по тому, что мародеры уже успели поживиться, то давно. А судя по неубранным трупам – не слишком. Похоже, где-то сутки назад. Такой вывод я сделал, основываясь на состоянии трупов и на завесе дыма, что продолжала висеть над этим пастбищем, словно утренний туман. В воздухе ощущался тяжелый и еще достаточно резкий запах пороховой гари.
Как всегда в местах сражений, земля была сильно истоптана множеством ног и копыт. Глинистая почва и близость грунтовых вод способствовали тому, что теперь под копытами Попрошайки оказалось чавкающее месиво, по которому она ступала с опаской и неохотой. Я решил свернуть в сторону и обогнуть поле по периметру. Попрошайка споткнулась и едва не сбросила меня в грязь. В этот момент я снова увидел Остроухого. Он находился возле противоположного края поля, примерно в километре от меня. Туман делал его фигуру едва различимой. Как и я, Остроухий с трудом пробирался по скользкому полю. Его лошадь, по-видимому, устала не меньше моей, поскольку он спешился и тащил ее под уздцы. Время от времени до меня долетали его проклятия.
Желая получше разглядеть своего давнего врага, я вытащил подзорную трубу. Мы с ним не виделись двенадцать лет. Тогда он был в маске. Сам не знаю почему, но я надеялся, что сама возможность увидеть его лицо мне что-то подскажет. Узнаю ли я его?
Нет. Я увидел всего лишь морщинистое, обветренное лицо и волосы, тронутые сединой. Похоже, Остроухий и его сообщник были одного возраста. Я смотрел на этого человека – забрызганного грязью, измотанного дальней дорогой – и… не узнавал его. Не было никакого озарения, и ничто не встало вдруг по своим местам. Просто человек, обыкновенный английский солдат, такой же, как его сообщник, которого я убил в Шварцвальде.
Он вытянул шею и тоже стал глядеть сквозь дымку на меня. Потом вынул из кармана мундира подзорную трубу. Некоторое время мы рассматривали друг друга через увеличительные стекла. Потом Остроухий вновь взял свою спутницу под уздцы и потащил дальше. Мое присутствие словно прибавило ему сил. Он дергал поводья, то и дело оборачиваясь и поглядывая в мою сторону.
А вот он меня узнал. Прекрасно. Попрошайка перестала спотыкаться. Я направил ее туда, где земля была потверже. Наше продвижение вперед возобновилось. Я все отчетливее видел Остроухого. Он морщился от натуги, заставляя свою лошадь перебирать ногами. Наконец до него дошло, что еще несколько минут – и я до него доберусь.
Остроухому не оставалось иного, как отшвырнуть поводья и броситься бежать. И тут, как назло, полоса сравнительно твердой земли кончилась. Шаги Попрошайки опять сделались неуверенными. Шепнув ей «спасибо», я выбрался из седла и тоже побежал.
Напряжение последних нескольких дней начало сказываться и на мне. Я вдруг почувствовал неимоверную усталость. Под сапогами чавкала глинистая жижа. Какой там бег! Это было больше похоже на переход реки вброд. Дыхание превратилось в пытку. Казалось, вместе с воздухом я вдыхаю песок. Не было мышцы, которая бы не болела, отказываясь двигаться дальше. Тело умоляло о пощаде и не хотело продолжать погоню. Оставалось лишь надеяться, что Остроухий находился в похожем состоянии. Единственное, что подхлестывало меня, заставляя перебирать ногами грязь и судорожно дышать, – это мысль о неумолимо сокращающемся расстоянии между мной и Остроухим.
Он оглянулся. Я был уже достаточно близко и видел его испуганные глаза. Сегодня он не мог спрятать лицо за маской. И сам тоже не мог спрятаться. Негде. Преодолевая боль и изможение, я улыбнулся ему, с трудом раздвинув потрескавшие губы.