Книга Книга для… - Марат Немешев

Я замер посреди улицы и начал трясти головой. Может, сны не надо толковать, иначе возникнет соблазн делать выводы, а после этого тяга к принятию решений, совершение поступков, ожидание результатов? У меня ведь и с книгами подобные отношения. Прочитав, я не улавливаю скрытые смыслы или полунамеки на мораль. Лишь в общении с друзьями сам для себя начинаю формулировать мысли, которыми наполнил текст автор. Я резко повернулся назад. За мной никого не было… Неужели, паранойя?.. Интересно, является ли паранойей постоянно думать, не страдаю ли ей. Поразмышлял над тем, чего я больше всего боюсь. Не такой уж и длинный список и не так часто меня эти страхи посещают. Наверное, больше всего я боялся, что кто-нибудь узнает, чего я очень сильно боюсь. А на втором месте – страх, что я когда-нибудь буду многого бояться. Фобиофобия.

До обеда думал о снах, с перерывами на срочную и сверхсрочную работу. Во время обеда пытался вспомнить те, что хранятся в подсознании. Чувствовал, что они есть, и когда приснятся в следующий раз, я вспомню их, но сейчас ничего извлечь из памяти не смог. После обеда вообще ничего не делал. Пришел домой и отправил Саше сообщение, что встречу ее в субботу утром. Еще только вторник, а поезд в субботу. Вторник… В среду, то есть уже завтра, – полуфинал Лиги Чемпионов по футболу. Решил, что посмотрю дома, один. Почти весь вечер варил пельмени. Вначале десять штук, съел, показалось мало, еще десять, потом еще пять. Увлекательное занятие, убивающее время под аккомпанемент мнимой полезности. Пельмени были невкусные, не помогли даже сметана и сливочное масло, которое я добавлял в совершенно невообразимом количестве. Но в целом, я остался доволен вторником, он мне указал на обоюдное поражение меня настоящего в схватке со мной прошлым. Стало быть, надо двигаться к будущему.

Уже засыпая, подумал, что жить я могу лишь в настоящем, а не в будущем, значит, его и надо менять. Ночью снилось, как цветет сакура. Или это я утром уже придумал?

Среда – средний.

За десять минут, до того как выйти из дома, все-таки включил телевизор. Оттуда мне напомнили о программе на вечер. Футбол. Немного огорчало то, что придется отказываться от предложения друзей посмотреть матч вместе. Начал подумывать, а не выключить ли мобильный телефон на весь день. Просто не знал, как объяснить свое нежелание принять участие в совместном просмотре. Причем даже самому себе. В конце концов, для себя нашел ответ – просто надо побыть в одиночестве, у меня сейчас переходный период, переоценка ценностей, весеннее обострение и прочая бла-бла-бла. Но грузить подобную чепуху Диме, Богдану…

За компьютером сидеть больше пятнадцати минут не мог. Вставал и ходил по комнате. Думал о выборе, о доверии, о счастье и о любви. Думал о ней. Раз уж начал писать с маленькой буквы, то буду называть ее по имени. С каждым часом мне все легче произносить его вслух, при этом ни дыхание, ни сердцебиение почти не учащаются. Вот только, когда случайно среди файлов натыкаюсь на документы с названиями ПисьмоТане или letterfromtanya, курсор мыши стремительно летит к кнопочке «Закрыть окно» и с третьего-четвертого раза попадает по ней. Такая слабость возмущала моё сознание. Но несколько тешила самолюбие – образ придуманный мной сильный и цепкий. Надо попытаться заменить его. Это ведь так просто – снять одну картинку со стены и взамен повесить другу. Хотя… в глубине души я понимал, что меняю на стене не картинку, а зеркало. Отражение останется прежним. Если только не измениться самому…

Рабочий день неожиданно подошел к концу. Я вышел на улицу и быстрым шагом к остановке. Вечер едва поспевал за мной. Он догнал меня у входа в автобус. Я взлетел по ступеням, двери захлопнулись – вечер остался на улице. Но сквозь открытое водительское окно, он проник внутрь и стал подбираться ко мне. Мужчина за рулем нажал клавишу на приборной панели – и в салоне зажегся свет. Улица за стеклом моментально наполовину исчезла и растворилась в отражении моего лица. От вечера не убежать. Это его отражение наравне с моим превратило окно в зеркало. И от себя тоже, тоже не убежать. Я ехал и рисовал на чистом стекле автопортрет. Домой я пришел в лирическом настроении.

Заглянув в холодильник и ужаснулся: полуфабрикаты и майонезные соусы. Все, что я покупал в супермаркете в воскресенье, уже закончилось. Пытался вспомнить, когда это произошло, но решил не тратить время на глупости и взял с полки кулинарную книгу. Через два часа запивал чаем хрустящие подгоревшие слойки. Развалившиеся на десятки частей котлеты решил оставить на утро – залью омлетом, да и все.

Взглянул на часы. Полчаса до начала матча. Принял душ и уселся перед телевизором. После стартового свистка прошло всего десять минут, но я выключил телевизор. Мне захотелось написать письмо девушке, которая как-то была связана с таксистом. Увидев которую, я на мгновение забыл об известной мне лишь по фотографиям Тане. И, наконец, которую я был не против увидеть еще раз. О том, каким способом можно передать ей это письмо, я имел смутное представление, но у меня была визитка с номером телефона таксиста. Вначале надо написать, а потом можно будет и подумать.

Мое детство пришлось на ту эпоху, когда перед каждым праздником родители покупали десятки открыток и рассылали их по всей стране. Они всегда их подписывали своими именами с неизменным «и маленький Маратик» в конце. Иногда я черкал что-нибудь цветными карандашами на свободном от текста месте. Повзрослев, стал сам писать (точнее, срисовывать) свое имя, а еще через год – уже полностью все поздравление. Дальше были письма. Вначале короткие, с описаниями погоды и вопросами на ту же тему. Потом все более пространные и абстрактные с чувствами и эмоциями. Первое время не признавал электронную почту и старался писать лишь от руки. Но в итоге скорость передачи информации победила душевность. В последнее время я писал по три-четыре письма в день. Старался отдать Тане всего себя, истощился и стал неинтересен даже самому себе. Теперь вот возникло желание написать той девушке. Вообще желание написать письмо – очень капризная вещь. Вот, например.

Смотрю я футбол. Играют две команды. За одну болею. За другую – нет. Атакует другая команда. А моя защищается. Те постоянно атакуют, а мои постоянно защищаются. И отвечают острыми контратаками. И эти контратаки просто обязаны завершиться голом. Но не завершаются. Другие продолжают атаковать. И вдруг кто-то из них падает в нашей штрафной, и судья назначает пенальти. Совершенно безапелляционно. Странно. Все имеют право на апелляцию. А мои футболисты нет. Но они все равно начинают спорить. И одному из них показывают красную карточку и выгоняют с позором с поля. Но не это меня волнует. Комментаторы! Они… они…. Интонация, усмешки, ирония, да мало ли что. Но они говорят, что мои зря спорят, что нарушение было очевидным, что удаление справедливо.

И вот бьют пенальти, естественно забивают (хотя наш вратарь, вытянувшись в струнку, зацепил кончиками пальцев мяч, но удар был безупречен). Показывают три повтора пенальти. Игра уже заканчивается. И тут неожиданно (наверняка в результате ошибки режиссера, который хотел в четвертый раз повторить гол) на экране повторяют момент нарушения. А не было его. Не было нарушения. Никто никого не сбивал. Даже близко по ноге не попал. И мои не зря спорили. И нарушение не было очевидным. И удаление было несправедливое. И жду, что вот сейчас комментаторы заметят свою ошибку. Что они скажут? Чем будут посыпать себе голову? Как извинятся передо мной? Но! Они не видели этого повтора!!! Они разговаривали на отвлеченную тему и не видели. И продолжают иронизировать. И потом свисток. Они говорят о заслуженной победе одних и о разочаровывающем стиле игры моих. Все. Реклама. И говорю себе: «Надо написать им письмо». Но не пишу.