Книга Наследники империи - Павел Молитвин

Ни Мгал, ни его спутники не говорили об этом вслух, но вели себя как беспечная ребятня, как веселящиеся на прокаленном солнечными лучами мелководье мальки, забывшие либо не подозревавшие о том, что лагуна их соединяется с морем и оттуда в любой момент может приплыть зубастое чудище, дабы набить ими свое бездонное чрево…

Подходя к трактиру, Гиль знал, что новости его здесь ждут самые скверные. Вчерашняя выпивка, суета и многолюдье праздничного базара приглушили его «второе зрение». Он отдал пришедшим к Рашалайну за исцелением людям часть своих жизненных сил, и внутреннее чутье подвело его. С недобрым предчувствием, а лучше сказать — с твердой уверенностью в том, что беда уже разразилась, юноша распахнул дверь «Счастливого плавания». Отыскал взглядом Джамба и по затравленному виду трактирщика понял, что кто-то из его товарищей уже поплатился за беспечность.

— Ну?! — прошипел юноша, ощеривая рот в самой омерзительной, зловещей и угрожающей из возможных улыбок. При виде ослепительно белых зубов состроившего ужасную гримасу чернокожего глаза трактирщика помертвели, три подбородка пришли в движение, а на кажущемся непомерно высоким из-за обширной лысины лбу засверкали, подобно густой росе, частые капельки пота.

— Мгала схватили городские стражники. Оглушили и уволокли в тюрьму. Якобы для дознания. Потом пришли четверо мланго и тоже спрашивали о нем. За ними явились ваши приятели: светловолосая девка с толстяком. И, конечно, потребовали, чтобы я сообщил им, куда девался Мгал и эта, как ее… Красивая такая, чернявая…

— Батигар, — подсказал Гиль, чувствуя, что ноги у него подкашиваются, а руки опускаются в прямом и переносном смысле.

— Да-да, Батигар, — оживленно затряс щеками Джамб. — Я рассказал им о Мгале, и они сначала ругались на чем свет стоит, а потом решили идти к тюрьме.

— Ясно, — процедил Гиль, вглядываясь в ставшее похожим на дохлую медузу лицо трактирщика. — А что ты сказал им про Батигар?

— Что же я мог сказать, ежели она в трактир-то не возвращалась? Это они, приятели твои, когда спорили, припомнили, что в базарной толчее ее потеряли. Но стражники тут ни при чем. Не пить мне больше вина, коли это не нгайи!

— Кто-о-о? — спросил Гиль, чувствуя, что волосы у него на макушке распрямляются и встают дыбом.

— Нгайи — Девы Ночи, — пробормотал трактирщик, понижая голос и воровато оглядываясь на начавших коситься в их сторону посетителей таверны. — Только ты меня больше ни о чем не расспрашивай. Мне ведь здесь жить. А кто много болтает — долголетием не отличается.

— Кого же мне тогда спрашивать, интересно?!

— Ты этих, нищих, на площади базарной спроси. Они все знают, все видят, терять им нечего… — заегозил Джамб, и на роже его явно было написано, что он ждет не дождется, когда, наконец, чернокожий юноша перестанет терзать его и прекратит тревожить покой посетителей «Счастливого плавания».

— Нгайи… У нищих на площади… — повторил Гиль задумчиво и кивнул, словно приняв какое-то важное решение. — Ну что ж, спасибо и на том. Наверно, ты прав, здесь мне и впрямь делать больше нечего. Нацеди-ка на прощанье бурдюк вина. Да побольше. Да такого, чтобы у статуи язык развязался.

Юноша встряхнул кошель, и на лицо трактирщика начали возвращаться краски.

— С радостью! Чего-чего, а этого добра у меня хватает! Как раз такого, которое тебе нужно! Уж я расстараюсь, таким пойлом тебя снабжу, что мертвецу в рот влей — и тот в пляс пустится! — Джамб понимающе ухмыльнулся и умчался выполнять заказ любимого ученика Рашалайна.

Глава третья. ВЫБОР

Придя в себя, Лагашир был удивлен тем, что все еще жив. Задуманное им дело было обречено на провал, и, если бы не гнетущая тоска и неведомое доселе чувство непереносимого одиночества, он никогда бы не решился задействовать Ловца Душ. Он не мог припомнить, чтобы кольцами Тальога вообще кто-нибудь пользовался последние сто, а то и двести лет. Заклинания Блуждающей Души были достаточно сложны и должны были быть произнесены в течение девяти дней после смерти ее носителя, однако вовсе не это останавливало магов. Колдовской атрибут, выполненный в форме кольца и называемый в просторечии Ловцом Душ, подобно большинству созданных древними магами инструментов, способен был уничтожить своего владельца, если тот окажется недостаточно искушенным, и, согласно преданиям, даже Магистры, случалось, расплачивались жизнью за свою самоуверенность. И ладно бы дело ограничивалось гибелью мага, но подлинный ужас заключался в том, что, уничтожив его тело, кольцо Тальога завладевало душой несчастного…

Лагашир поднял правую руку к глазам и уставился на оправленный серебром черный камень, украшавший его безымянный палец. Он обнаружил это кольцо в кабинете Фараха, на полке, куда Хималь свалил добычу, привезенную из пещеры отшельника. Для мага, далекого от мысли. о самоубийстве, вещица не представляла ни малейшего интереса, и ей было самое место рядом с обломками боевого магического жезла, пирамидками беспамятства, височными дисками вечного блаженства и ошейником покорности. Вероятно, в тайниках Рашалайна можно было найти и более ценные предметы, но мальчишка схватил первое, что попалось ему на глаза, и Магистр усмотрел в этом перст Судьбы. Поначалу он рассчитывал отыскать в кабинете Фараха что-нибудь врачующее душу — магов подчас обуревали те же страсти, что и обычных смертных, и среди созданного ими хватало талисманов, исцелявших душевную боль, однако при виде кольца Тальога всякие сомнения покинули Лагашира. Это был вызов, и он созрел, чтобы принять его.

Разве мог он, всходя на борт «Посланца небес», представить, что когда-нибудь прибегнет к кольцу Тальога ради широкоплечей девушки с обветренным лицом, которую красавицей можно было назвать разве что в насмешку? Магистр уронил руку с перстнем поверх покрывала и слабо улыбнулся, вспоминая Чаг: страстную и неумелую, наивностью походившую больше на деревенскую девчонку, чем на старшую дочь Бергола — наследницу ис-фатейского престола…

— Ты не спишь? — Вошедшая без стука Мисаурэнь смущенно остановилась на пороге отведенной Лагаширу комнаты. — Мальчишка, которого я приставила следить за Домом Белых Братьев, сообщил, что они, разделившись на группы, ушли в город. Охота за Мгалом началась, и нам с Хималем следует поторопиться. Лучший случай вызволить Эмрика вряд ли представится.

— Ты виделась с северянином?

— Нет, как мы и договаривались. Кажется, он недолюбливает меня, и в любом случае у него нет причин доверять мне. Я надеялась разыскать Батигар и потолковать с ней наедине, но около нее постоянно околачиваются Бемс и Лив.

— Не беда. Освободите Эмрика, и завтра поутру Мгал встретит нас с распростертыми объятиями. Если, конечно, нынче ночью не попадет в лапы Белых Братьев.

— О, этого можно не опасаться. В случае нужды Гиль предупредит его об опасности.

— Надеюсь, — сумрачно промолвил Лагашир, и девушка, подняв в прощальном приветствии руку, выскользнула из комнаты.

Нацепившие фальшивые бороды Хималь и Ниврал уже поджидали ее. Полы длинных темных плащей скрывали оружие, надвинутые капюшоны не позволяли разглядеть лица, а в котомки, висящие через плечо, было уложено все, что могло понадобиться для успешного вторжения в Дом Белых Братьев и освобождения Эмрика. Мисаурэни не было нужды скрывать свое лицо: она не собиралась задерживаться в Бай-Балане надолго и потому не страшилась мести Белых Братьев. Прицепив к поясу кинжал, девушка накинула на плечи протянутый ей Хималем плащ, и все трое выскользнули через задний ход из дома городского судьи.