Книга Чужая шкура - Дидье ван Ковелер

— Я ничего не знаю, Фред. Я просто чувствую.

— Каким образом? Разве я… изменился?

— Нет. Я по глазам вижу, что ты сравниваешь. И уже готовишься меня потерять.

Я не сумел ей ответить. Аргументов у меня не было, защищаться не имело смысла. Она сжала в ладонях мое лицо, улыбнулась его стыдливому выражению и сказала, как бы закрепляя за мной право на выбор:

— Только будь осторожен.

Больше мы ни разу не занимались любовью. По крайней мере, я. А про нее я уже никогда ничего не узнаю.

Половина восьмого. Я сижу за секретером и смотрю в окно квартирки напротив. Набираю номер, написанный на объявлении. Время позднее, агентство наверняка закрыто, и уж если ответят, это точно будет мне знак.

— «Монмартр-Недвижимость», добрый вечер.

Сглотнув слюну, чтобы оставить себе время на раздумья, я выясняю всякие подробности, которые меня абсолютно не интересуют: срок аренды, общая площадь, состояние квартиры, оплата коммунальных услуг… Агент предупреждает, что у них есть еще один претендент. Мы назначаем встречу.

Вешая трубку, я замечаю, что улыбаюсь. Кот трется о мою ногу. Я собираюсь встать и покормить его, но он ложится на спину, поджимает лапки и, повернув голову, смотрит на меня. Сколько же лет он не подставлял мне свое брюшко! Я встаю на колени, глажу его по животу. Он мурлычет. Та же самая сила, что держит меня здесь, зовет и в тот дом, на другой стороне. Неужели такое раздвоение — в конечном счете единственный способ обрести себя?

* * *

На следующий день, в десять утра я заключил арендный договор на имя Ришара Глена. Плата будет поступать с текущего счета Фредерика Ланберга, который развеял подозрения агента, предъявив свой номер налогоплательщика и отдав последние три бумажки из кошелька. Он явно принял меня за «покровителя», снимающего квартиру для дружка. Так ли уж он ошибался?

Пусть эта квартира нужна мне лишь для получения почты, но именно в ней я начал изменять себе с самим собой.

~~~

Квартира была пустая и грязная. Серый пол с остатками оторванного ковролина, стены изъедены сыростью, печная труба провисла над полом, под ней кучка золы. Помнится, я подумал: тут все придется делать заново — и ощутил какое-то странное возбуждение. Кот, как всегда, дежурил, сидя на подоконнике и наблюдая за мной с другой стороны улицы.

У меня не было никаких причин спешить да и вообще превращать это помещение в пригодное для жилья; главное — стереть следы чужого пребывания и, если возникнет такая необходимость, придумать декорации, в которых мог бы жить не совсем рядовой человек. Я уже мысленно наделял Ришара Глена его собственным вкусом, стилем, привычками, в корне отличными от моих, и представлял себе, как преобразятся стены, какая будет мебель и как ее расставить, какое подойдет освещение. Отдирая от кованой оконной решетки объявление «Сдается», я вдруг ощутил невероятную свободу и замер на несколько мгновений, стоя на сквозняке. Потом поспешно закрыл окно, не дай бог, меня узнают соседи из дома напротив. Первое, что я приобрел для этой квартиры, были занавески.

Поначалу я верил, что каждый день перехожу улицу, чтобы несколько минут поиграть в новую жизнь. С видом на старую. Но ни в одной из моих квартир мне не сиделось: манило окно напротив. Сняв студию, я вновь преисполнился нежности к нашей квартире, почувствовал себя в ней хозяином, впервые с тех пор, как остался в ней один. Но видневшийся из моей квартиры освещенный пустой прямоугольник, ожидал моих визитов. Эта холостяцкая квартира без прошлого, где поселились лишь письма молодой девушки, притягивала меня нежно и настойчиво. Должно быть, так человека тянет в родной дом, где за шорохами, запахами и вещами он надеется найти того ребенка, которым был когда-то.

Я купил стул, складной стол, настольную лампу и электрообогреватель, чтобы писать здесь ответы Карин. А она молчала уже одиннадцать дней. Неужели мое последнее письмо встревожило ее, смутило, оттолкнуло? А может, я сам этого хотел в глубине души? Хотя почтовый ящик пуст, студия заполняется, конечно, я не предполагал такого развития событий, но даже если Карин исчезнет из моей жизни совсем — пожалуйста, не больно-то и хотелось. Пусть будут не две женщины, а две квартиры. У меня будет тайный приют, который разделит пополам мое одиночество. Железное кольцо с ключами от улицы Лепик оттягивает левый карман брюк, кожаный брелок на связке с авеню Жюно болтается в правом, они уравновешивают друг друга, возвращают мне веру в себя и защищают от окружающего мира.

Я сумел вернуться в газету. Вытерпел и соболезнования, и сетования на судьбу, и неохотные приглашения поужинать, «если мне станет совсем одиноко», — словно как раз теперь мне понадобилась такая поддержка, а не раньше, в те полгода, когда Доминик была в коме и когда любое дружеское участие, способное поддержать во мне призрачную надежду, так бы мне помогло. Но все это ерунда. Их дежурное сочувствие разбивалось о мои благодарные улыбки, мои «спасибо, не стоит» и «все хорошо». Я лишь наполовину был там. Рука в левом кармане нащупывала ключи от другой жизни.

Наверное, мое настроение изменилось после похода в управление коммунальных услуг. Я принес туда письмо на официальном бланке газеты. В нем Фредерик Ланберг давал разрешение снимать с его личного счета средства для оплаты счетов Ришара Глена, на имя которого был заключен контракт. Реквизиты прилагались. Я постарался одеться поскромнее: серый костюм в стиле Магритта, купленный в «Тати» четыре года назад специально для общения с налоговым инспектором. Я держался достойно, как в тринадцать лет, на первых вечеринках, где мои тергалевые брючки и нейлоновая рубашка резко контрастировали с джинсами остальных ребят. Когда сотрудница управления попросила у меня удостоверение личности, я горестно потупил взор и пролепетал, что обо всем позаботится газета мсье Ланберга. По телевизору вот уже три дня показывали нелегалов, разбивших лагерь у Нотр-Дам. Выдавив ту же натянутую улыбку, что и агент по недвижимости, принявший нас за влюбленную парочку, она протянула мне бланк на подпись. Рука моя почти не дрогнула.

— До свидания, мсье Глен.

Сердце ухнуло куда-то вниз. Было очень стыдно за этот плохой спектакль, за фальшивые жесты и неубедительную походку. Я спиной чувствовал ее взгляд — конечно, она видела меня насквозь. Зато отныне существование Ришара Глена можно подтвердить документально.

На ужине в «Интералье» мои коллеги по жюри проявили чудеса деликатности. Дюкен с робкой ободряющей улыбкой сдавил мне правое плечо. Гимар помял левое. Ленц похлопал по спине. Руар, вздохнув, склонил голову. Куврер развел руками в знак покорности судьбе. Кошатник Тессон стыдливо поинтересовался, не попадался ли мне новый корм «Гурме» из баранины и дичи. Чтобы доставить мне удовольствие, они даже любезничали с последней победительницей конкурса, выбранной в ноябре не без моей помощи, — она, согласно уставу, приходит на все наши трапезы в ресторане «Лассер». Жюри наше состоит из записных мачо, и одному богу известно, как они меня ненавидели, когда им пришлось приберечь свои сальные шуточки до лучших времен, сидеть за столом в пиджаках да еще втягивать животы в присутствии талантливой и страстной особы, которая невольно превращала приятелей с двадцатилетним стажем в соперников и лишала наши ужины всех прелестей.