Книга Рассказ инквизитора, или Трое удивительных детей и их святая собака - Адам Гидвиц

Ну, мы все таращимся на это, пытаясь сообразить, что это за штука такая и что бы оно могло значить, как вдруг Жанна начинает трястись, как игральные кости в чашке. Якоб говорит:

– Жанна, Жанна, что с тобой?

Она не отвечает.

– Жанна, – он опять говорит.

Я подхожу чуть поближе. Ее зубы так стучат, что даже мне слышно, а под кожей на шее словно вдруг выросли древесные корни. Руки трясутся. А потом она валится ничком, точно подрубленное дерево. К счастью, Якоб успевает ее подхватить и осторожно опускает на землю. Она лежит там, и трясется, и дрожит, я такого в жизни своей не видел.

Фабиан начинает орать:

– Что происходит? Что это?

Якоб говорит:

– Думаю, у нее припадок.

Фабиан наклоняется над Жанной и ну орать прямо ей в лицо:

– Крестьянка! КРЕСТЬЯНКА! Вставай! Ты меня не проведешь!

Но она слышит его не больше, чем та каменная изгородь. Ясно как божий день.

Он встает.

– Жорж! Ты будешь нести ее всю дорогу до лорда Бертульфа, если она сама не способна идти.

– Она паршиво выглядит.

– Она в порядке. Поднимай ее.

Но Жорж говорит:

– Это чудно. Мне это не нравится.

Затем, неожиданно, Жанна перестает трястись и вся обмякает. Мы все это видим. Она не притворяется – уж я это точно знаю. Я столько раз притворялся больным. В том числе и падучей. А тут это всерьез. Якоб опять наклоняется к ней и говорит:

– Жанна, с тобой все в порядке?

Она вся мокрая и дышит хрипло, как в лихорадке.

Мы все глядим на нее. Балдвин, вот у кого самый испуганный вид.

– Ты что-то видела? – спрашивает Якоб.

Жанна кивает.

– Что?

Когда она наконец заговорила, кажется, что дыхание у нее из груди вырывают силой. Все, что она может сказать, это:

– Я видела дракона.

Ренар откидывается на спинку стула.

– Вот и все!

– Что значит – все? Ты не можешь на этом вот так остановиться, – говорю я, – там и правда был дракон? Ты его видел?

Жонглер глядит на меня, словно я выжил из ума.

– Ты что ж, думаешь, я хоть на миг остался там после того, как девчонка сказала, что видела дракона? Я что, по-твоему, с ума сошел?

Мари хохочет.

– Я узнал, куда они направляются, разве нет? Он же сказал, к лорду Бертульфу. Так с чего бы мне, ради Господа, болтаться там, когда я услышал, что где-то рядом завелся дракон?

– Так ты поверил, что ей было видение? Предсказание будущего?

– А что, ты думаешь, она делала? Петрушку валяла?

– Я не понимаю, что это значит. Так ты оставил их, чтобы рассказать все Микеланджело ди Болонье. Ты его нашел?

– Кого? Толстого, Красного, Ужасного? Не нашел, вот какая штука. Здоровенный, как гора, а я его не смог отыскать.

– А нашел бы, рассказал бы, куда они направляются?

Жонглер показывает мне язык.

– Ты тут свою мораль не разводи. Мораль, она для людей, у которых еда имеется. Уж конечно, рассказал бы. А потом, быть может, помог бы беднягам сбежать из тюряги прежде, чем их казнят. Кто знает? Потому как живой друг полезней, чем мертвый враг, верно?

Трактирщик опять встает со своего места.

– Верно. И вот, кстати, пределы моего гостеприимства, Ренар. Во-первых, вы все проверьте, на месте ли кошельки. Во-вторых, ты можешь переночевать в конюшне.

– Послушай, я тут, как выяснилось, неплохо спелся с вашей маленькой…

Трактирщик хватает Ренара за запястье, поднимает его со стула и тащит к двери.

– Приятно было познакомиться, дамы и господа! – кричит жонглер из-за плеча трактирщика. – Если нам доведется увидеться снова, умоляю пожалеть бедного жонглера и пожертвовать ему хоть немного…

И сам он, и его голос пропадают во тьме.

Арон-мясник говорит мне:

– Ты веришь этой истории? Что она предсказала появление дракона? Думаешь, такая тварь на самом деле существует?

– Не знаю.

И тогда к столу приближается еще один человек. Он высок и худ. Он смотрит на нас сверху вниз круглыми глазами поверх длинного орлиного носа.

– Я могу ответить на ваш вопрос.

У него странный выговор. Его «р» перекатывается, как холмы. Я приглашаю его придвинуть к нам стул. Он соглашается. Даже сидящий, он выше любого из нас. Щеки его так запали, словно он не ест ничего, кроме турнепса. Да и пахнет он таким же манером.

– Я брат Геральдус Скотт, Геральд Шотландский, – говорит он. – Я прибыл сюда из Абердина. Знаете, где Абердин?

Я слышал про Абердин. Он на самом севере острова Британия. Там последний форпост христианского мира. Этот Геральд и впрямь прибыл с края земли.

– Я переправился с Гебридских островов, прошел всю Британию с севера на юг, переплыл пролив, пересек Нижние страны, а потом тропой паломников пришел сюда. Везде, где бы я ни побывал, я записываю все, что вижу. Я составляю хронику нынешних времен. Я видел много странных вещей. Странных зверей. Странных зрелищ. Странных людей. Но никто и ничто не удивило меня так, как все, что связано с этими детьми, о которых ты всех расспрашиваешь.

– Ты их видел? Что именно ты видел?

Он улыбается и раздувает огромные красные ноздри.

– Братья мои и сестры, слышали ли вы когда-либо о драконе, испускающем смертоносные ветры? Нет? Так позвольте мне рассказать вам.

Глава 11

Рассказ хрониста

Я впервые повстречал детей в замке лорда Бертульфа и леди Галберт-Бертульф.

Лорд Бертульф, как вам, возможно, ведомо, человек большой. В смысле, обширный. В обхват он примерно такой же, как и ростом. И он безволосый. То есть совсем. Нет бровей, нет волос на голове, щеки гладкие, как детская попка, – но толще, гораздо толще. А вот лорд он небольшой. Даже не средней руки. У него есть замок, и подворье, и стена вокруг, но стена сработана из бревен, и не то чтобы высокая. Он родом из Фландрии, так что выговор у него еще пуще моего. Его «д» звучит как «т», а его «в» как «ф». Он чудной маленький человечек, ежели честно. А я всегда честен, на том и стою.

Жена его, леди Галберт-Бертульф, хорошего рода, они отсюда, из долины Уазы. Она еще ниже ростом, чем он. Напоминает мышь-полевку, я серьезно. И она очень милая, очень добрая. Пока ничего не угрожает ее деньгам. Тогда она делается жестче закрытой устрицы, а огрызается не хуже барсука.

В тот вечер я сидел с ними за высоким столом в большой замковой зале. Это низкое и сырое помещение с дюжиной столов на земляном полу и с помостом, на котором поставлен господский стол, устланный подпорченными плесенью гобеленами.