Книга Рецепт одной войны - Павел Верещагин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это же Густав! – с изумлением сказал Рудольф. – Он всю жизнь торгует шоколадом на нашей ярмарке. А до этого торговал его отец!
– Торговал, а теперь не будет! – ответил Карл. – Ни он, ни его отец!
– Но это же чушь! Идиотизм! Вы что все, с ума посходили? Мы знаем Густава всю жизнь, но ни один человек не сказал зарвавшимся подросткам ни слова!
– А нечего у нас своим шоколадом торговать – раз вы к нам свысока относитесь! У себя торгуйте!
– Да кто, кто к тебе относится свысока? Зачем ты повторяешь газетные глупости? Ну хорошо, найдется, пожалуй, среди шоколадников десяток-другой дураков и неудачников, которые тешат себя выдуманным превосходством. Ну и что? Нормальные люди с того берега и относятся к нам нормально! А то, что дела у них сейчас идут лучше наших, – так за них можно только порадоваться! Вспомни, в прошлом году ты купил новенькую «вольво» – и тоже на всех поглядывал свысока, в том числе и на мой «опель», так что же, после этого тебе колеса прокалывать и борта царапать?
Карл пожал плечами, но по лицу было видно, что слова кондитера его ни в чем не убедили.
«Психоз, массовый психоз», – с тоской подумал Рудольф.
– Лично я на месте Густава ни за что бы не уехал! – сказал он. – Ни за что!
– А что бы ты сделал?
– Уж нашел бы что! Я бы показал этим соплякам, где раки зимуют!
Дальше – больше. В пятницу грузовик с нашей Вафельной фабрики отправился на тот берег на товарные склады – чтобы получить отправленные туда по ошибке двести килограммов марципанов. Водитель оставил грузовик на улице перед воротами и отлучился на пять минут, чтобы оформить документы в офисе. А когда вернулся, обнаружил, что все четыре колеса его машины не просто проколоты, а пропороты. И это, сами понимаете, уже не надпись на витрине и не испорченный рекламный плакат. Полиция завела уголовное дело.
Кто-то уже говорил по секрету, что на заброшенный пустырь за городом вечерами съезжаются на скутерах компании подростков и молодых людей с той и с другой стороны – чтобы помериться силами стенка на стенку. Один на один, пять на пять, десять на десять…
А на следующий день Воины Кулака провели так называемый санитарный субботник. Разбившись на тройки и поделив нашу часть города на сектора, они пошли по улицам и заходили во все кондитерские, кафе, магазины, киоски и супермаркеты. Они тщательно изучали ассортимент и, если в меню и на полках не находилось ничего шоколадного, оставались довольны: приклеивали к стеклянным дверям заведения стикер в виде поднятого вверх большого пальца – лайк! Если же среди товара находилось что-то непатриотичное, Воины тут же на это реагировали: вставали шеренгой посреди заведения, указывали пальцами на шоколад и в течение минуты скандировали «Позор! Позор! Позор!» А после их ухода на дверях оставался стикер в виде коровьей лепешки, над которой поднимался легкий парок.
«Нам всем стоит поучиться у наших детей! – восклицал в редакционной статье Шпатель. – Поучиться принципиальности. Смелости. Гражданской ответственности. Только представьте, сколько обидных слов услышали подростки от несознательных взрослых! Кто-то гнал их прочь, кто-то вообще не хотел впускать. А они не смутились и довели свое дело до конца! Эта акция существенно укрепила мою веру в то, что наше будущее – значительно лучше нашего настоящего!»
– Не понимаю, куда смотрит полиция! – удивлялся Рудольф. – Двадцать первый век на дворе! Мы живем в цивилизованной стране!
– А по-моему, Шпатель прав! – упрямо проговорил Карл. – Молодцы ребята!
– Самоуправство и произвол! Лично я в свою кондитерскую их не пустил!
– Почему?! Тебе было что скрывать? Неужели ты продаешь у себя что-то шоколадное?
– Не продаю! И никогда не продавал. Но теперь – обязательно буду! – пообещал Рудольф. – Я не позволю, чтобы какие-то психопаты наполнили мою жизнь средневековым мракобесием!
Карл презрительно хмыкнул:
– Просто ты – не патриот!
– Да при чем здесь вообще патриотизм?! – взорвался Рудольф. – В чем он, по-твоему, заключается? В том, чтобы ненавидеть и презирать всё чужое? Да?
Карл дернул плечом и не ответил.
– Да я, если хочешь знать, весь наш городок считаю своим, оба берега! – продолжал кондитер. – И радуюсь успехам шоколадников ничуть не меньше, чем нашим собственным. А почему нет? Почему бы не радоваться и успехам жителей соседних городов? Ведь мы с ними живем в одной стране! И даже успехам жителей других стран – например, ученых, инженеров, людей искусства, – потому что мы живем на одном с ними континенте! И на одной Земле…
– Ну ты загнул! – снисходительно рассмеялся Карл. – Эк куда тебя понесло!
– Никуда меня не понесло! Именно так я и думаю! И я горжусь тем, что и мы, с нашими знаменитыми мильхенбургскими вафлями, внесли свой посильный вклад в копилку достижений человечества! Кто-то написал великие произведения, кто-то сделал важные открытия, кто-то построил знаменитые соборы, а мы научились делать вафли…
– Да?
– Да! И в этом состоит мой патриотизм! Мир стал другим! Он объединяется, неужели не видно? А вы, с этой вашей Доротеей, пытаетесь повернуть время вспять! И то, что вы называете патриотизмом, – на самом деле лишь прикрытие для агрессии, зависти и невежества!
– Ах вот ты как заговорил?
– Да! Именно так я и заговорил!
– А я-то считал тебя другом!
– И я считал тебя другом! Но больше не буду!
– Подумаешь! Вот и убирайся! Больше знать тебя не хочу!
– А может, тебе написать книгу про нас с тобой? – спросила как-то Жюли.
– Про нас с тобой?
– Ну да. Ты говорил, что когда-нибудь поедешь путешествовать, а потом напишешь книгу о том, что видел. А может, лучше написать книгу о нас с тобой? Ведь если у нас с тобой такая удивительная любовь, нужно, чтобы человечество о ней узнало!
– Ты думаешь?
– Конечно! Сколько людей зачитывается историями адмирала Нельсона и леди Гамильтон, Антония и Клеопатры, Ромео и Джульетты… Если и есть в мире что-то, о чем стоит писать книги, так это как раз удивительная любовь.
Жан-Жак задумался. А что? Пожалуй, Жюли права. Не все, конечно, любят книжки про любовь, многим нравятся детективы или фантастика. Но у книг про любовь всегда находится свой читатель.
Он некоторое время обдумывал предложение Жюли. Но потом с сомнением покачал головой.
– Что? Что такое? – встрепенулась Жюли.
– Есть проблемы. Дело в том, что истории, о которых ты говоришь, все как одна закончились плохо. Один обязательно погибал, а второй не мог пережить его смерть. Боюсь, нам это не подходит…
Жюли подумала и поняла, что Жан-Жак прав.
– Но ты же можешь что-то додумать. Что-то приукрасить. Или наоборот. Да и потом, не все истории заканчиваются плохо. Например, история Генриха и блаженной Маргариты, в честь которой названа наша башня. У нее ведь счастливый конец.
