Книга Лёлишна из третьего подъезда - Лев Давыдычев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И Петька спросил:
– Съем?
– Ешь, – лениво ответил невероятно толстый мальчик, брезгливо пододвигая невероятно огромную миску.
Ложка в Петькиных руках превратилась в супомёт системы «ТНП» («Только не подавись»).
Проглотив суп, Петька спрятался в кусты.
Из дома вышла невероятно толстая тётя и воскликнула:
– Ты съел всё? О радость! Больше ты не будешь худеть и сохнуть на моих глазах! Ешь котлетки, я побежала за компотиком!
Невероятно толстая тётя скрылась в доме.
Петька выскочил из кустов и уставился на четыре невероятно большие котлеты и невероятно длинные макароны.
Невероятно толстый мальчик сказал:
– Ешь. Я и так закормленный.
Петька быстро всё сглотал. А мальчик сказал:
– Спасибо. Компотик я буду сам.
Петька с трудом перешагнул через заборчик. Им овладела сытая истома. Он еле передвигал ноги. И искал местечка, где бы прилечь. И спокойно переварить пищу. Глаза закрывались сами собой. Петька начал спот… ык…атьс…я…
Спать… спать… спа-а-а…
Несколько шагов он спал стоя.
Потом растянулся прямо у забора на травке.
ВЫСТУПАЕТ ИЛЛЮЗИОНИСТКА ЛЁЛИШНА ОХЛОПКОВА! Всего за два часа она превращает Головешку во Владика Краснова! Ловкость рук и забота о человеке! Прощание с Головешкой. Оркестр, вальс!
В милиции Горшков сказал ребятам:
– Найдём вашего Пару. Не таких ловили. Вот недавно, помните, тигрёнок терялся, это было трудновато. А этот никуда не денется.
Далеко не убежит. С любого поезда снимут и обратно отправят. В цирк вечером идёте?
– Конечно, – ответил Головешка.
– В таком-то виде? – спросила Лёлишна. – Вы посмотрите на него.
– Ну и что? – недоумённо спросил Головешка. – Я вам не стиляга какая-нибудь.
– Нет у него другого вида, – сумрачно проговорил Горшков, – условия жизни у него тяжёлые.
– Надо ему помочь, – всё так же спокойно сказала Лёлишна, – надо его вымыть, заштопать и перешить.
– Не смешите вы меня, – испуганно попросил Головешка. – Ни разу в жизни со мной такого не было. Разыгрываете меня, да? К штанам придрались, да?
– Идём, Владик, – позвал Виктор, – нечего время зря терять.
– Не Владик я! Понятно? Головешка я! Понятно? Неподдающий! Понятно? Колония по мне плачет! Понятно?
– У тебя нервы больные, – сказала Лёлишна, а Горшков сказал:
– Не шуми, Голо… Владик. Слушайся.
– Надоело мне всех слушаться, – огрызнулся Головешка, но пошёл следом за ребятами.
Всю дорогу молчали. Только Лёлишна тихонько напевала:
У самого дома Головешка сказал:
– Никогда в жизни со мной такого не было.
Тут Лёлишна всплеснула руками, ойкнула!
Из подъезда выходил дедушка.
– Кто тебе разрешил? – жалобно спросила она. – Ведь вечером идти в цирк. А если ты поднимешься на пятый этаж, тебе ведь опять будет плохо. И никакого цирка мы не увидим!
– Не беспокойся, – гордо отозвался дедушка. – Я совершенно здоров. Могу даже в футбол играть. Все лекарства можешь вылить в раковину. Они мне больше не понадобятся. И не могу же я целыми днями сидеть в помещении? Мне нужно гулять, дышать свежим воздухом, общаться с людьми.
– Всё это так, – грустно произнесла Лёлишна, – но в цирке нам сегодня не бывать.
– Повторяю, – сказал дедушка, – я феноменально здоров.
– А Пара пропал! – из окна крикнула Сусанна. – И найти не могут! А найдут, пороть будут! Ой, посмотреть бы!
Никто ей ничего не ответил, и она закричала ещё громче:
– Всем попадёт! Всех пороть будут!
Ребята скрылись в подъезде.
Сусанна от злости покрылась разноцветными пятнами и крикнула:
– И тебе, дед, попадёт!
Дедушка счёл за лучшее быстренько уйти.
А вслед ему раздалось:
– И тебя пороть будут!
Ребята поднялись на пятый этаж, вошли в квартиру.
– Сразу за дело, – скомандовала Лёлишна, – я сейчас найду выкройку, а ты, Владик, снимай одежду,
Сняв ковбойку и брюки, Головешка сел в угол на табурет и проговорил:
– Чудеса какие-то. Средь бела дня раздели.
А когда Лёлишна бритвой стала распарывать брюки, он выхватил их и закричал:
– С ума спятила?!
Виктор сказал:
– Сиди ты и не чирикай!
А Головешка чуть не плакал: на его глазах его брюки превращались в куски материи.
А Лёлишна с Виктором смеялись. Из старых газет они сделали выкройки, мелком перенесли контуры на материю и давай её резать.
– Такие хорошие штаны были! – жалобно воскликнул Головешка. – Чего они вам не понравились?
– Молчи, – весело отозвалась Лёлишна, – ещё спасибо скажешь. И брюки у тебя будут, и берет из остатков получится.
Короче говоря, скоро началась примерка.
Головешка подошёл к зеркалу, взглянул на себя…
И обнял Лёлишну.
И смутился.
И она смутилась.
И даже Виктор смутился.
– Ну что ты… – пробормотала Лёлишна, – ещё рано благодарить, ещё сшить надо.
Она открыла швейную машину.
Головешка крутил ручку, а Виктор поддерживал материю.
Если бы вы видели, что творилось с Головешкой! Он крутил ручку, приплясывал и кричал петухом.
До того докукарекался, что охрип.
А когда он облачился в новые брюки, закричали все трое.
Лёлишна стала шить берет.
Виктор повёл своего нового знакомого в ванную.
Отмываться.
Вернее, отмывать.
И вот, чистый, причёсанный, заштопанный и перешитый, в берете, стоял Головешка перед зеркалом и шептал удивлённо:
– Какой я, оказывается, красивый… Вот ещё бы ботинки подрезать… перешить бы их как-нибудь… Тогда бы все сказали: «Вот вам и Головешка!»
– Забудь ты про своё прозвище, – сказала Лёлишна, – забудь. Будто его и не было.
