Книга Слезы счастья - Льюис Сьюзен

— Значит, я старый друг? — сказал он. — Так ты описала меня Дэвиду?

Вспыхнув, как будто Тони не имел права даже упоминать имени Дэвида, Лиза сказала:

— С чего ты взял, что я вообще ему о тебе рассказывала?

Он с любопытством поднял брови.

— Разве нет?

Не желая поддерживать дружеское подшучивание, которое пытался навязать ей Тони, Лиза отрывисто проговорила:

— Вообще-то, рассказывала. Он знает, что мы с тобой бывали вместе время от времени — чаще не были, чем были, — что так продолжалось около десяти лет и что теперь мы больше не общаемся.

Тони озадаченно нахмурился.

— Мне помнится, что чаще были, чем не были, — поправил он Лизу. — Но это же я. В нашей паре я всегда был более романтичным, а ты... Ну, скажем так... Первыми на ум приходят фразы «патологическая боязнь серьезных отношений» и «маниакальное стремление к независимости».

— Это было с тобой, Тони. Дэвид... Понимаешь, Дэвид...

Лиза лихорадочно пыталась подобрать слова, которые не звучали бы банально.

— Другой? — услужливо предложил Тони.

— Уж точно не такой, как ты.

Тони согласно кивнул.

— Твоя первая настоящая любовь.

— Верно. Откуда ты это знаешь?

Он сделал удивленный вид.

— Ты мне рассказывала. Несколько раз, как мне помнится.

Слегка покраснев, она сказала:

— Что ж, прошу прощения, если повторюсь, но это правда. Дэвид — любовь всей моей жизни.

Тони покачал головой.

— Нет, нет. Первая любовь, согласен, или теперешняя, или даже последняя, раз уж на то пошло. Но мы оба знаем, что настоящей любовью всей твоей жизни был — и остается, ибо ни ты, ни я еще не покинули этого бренного мира — ваш покорный слуга.

У Лизы отвисла челюсть. Она чуть дара речи не лишилась от возмущения.

— Ну, это ты себе польстил, — едко проговорила она. О, придумать бы что-нибудь такое, что по-настоящему поставило бы его на место! Вероятно, нужные слова придут ей в голову, но только когда все это закончится.

— А в моей жизни, — протянул Тони, — главная любовь — это, совершенно определенно, ты, моя милая.

Предвидя такой поворот, Лиза со скучающим видом закатила глаза и сказала:

— Разумеется, и, наверное, именно поэтому ты не сказал ни слова против, когда я объявила, что между нами все кончено.

Тони изумленно на нее воззрился.

— А что я мог сказать? — беспомощно воскликнул он. — Ты не желала выходить за меня замуж и даже постоянно жить со мной под одной крышей, а ведь, видит Бог, я просил тебя, и не раз. Я хотел от тебя детей, хотел завести собак и кошек, фей на рождественской елке... Я хотел того же, что и ты, но ты все боялась мне поверить, и в конце концов мне пришлось тебя отпустить, хотя бы для того, чтобы самому не тронуться рассудком. Знаешь, как ты сводишь с ума нашего брата?

— Прекрати разговаривать, как Крокодил Данди, — огрызнулась Лиза. — И будь ты до конца откровенным, признал бы, что не пытался меня удержать, потому что слишком стыдился себя, после того как умудрился угодить за решетку за отмывание денег.

Тони смущенно поморщился.

— Но это было недоразумение, — напомнил он. — Они даже не выдвинули обвинений.

— Потому, разумеется, что кто-то подкупил филиппинскую полицию.

— Неправда. Деньги, о которых идет речь, были получены законным путем, что сумел доказать мой адвокат. Ты, конечно же, не забыла об этом.

Лиза помнила, но все равно сомневалась, что в этом деле все было настолько чисто, насколько это удалось представить Тони и его весьма подозрительному адвокату. Впрочем, важно было, что он вернул себе свободу, и, хотя тот случай оказался для Лизы последней каплей, приходилось признать, что у нее не было полной уверенности, ушла бы она от него, если бы он умолял ее остаться.

— А чем ты теперь занимаешься? — спросила она, решив, что от этих конкретных рифов беседу лучше увести. — Кто та несчастная, с кем ты проводишь время? Я знаю, у тебя наверняка должна быть такая. По последним слухам, которые до меня доходили, ты жил со стриптизершей в Сингапуре.

Тони обрадованно рассмеялся.

— Вообще-то, она была танцовщицей, притом бывшей, из парижского кафе «Мулен Руж», — поправил Тони, — и жили мы в Сенегале, но я понимаю, что при переводе подобные мелочи могут искажаться.

Лиза продолжала поглядывать на него скептически.

— И где она сейчас?

— Насколько я знаю, по-прежнему там. Мы не поддерживаем связи. Я всегда считал, что раз уж с чем-то покончено, то покончено навсегда, согласна?

Зная, как бы ему хотелось, чтобы она возразила, Лиза просто пропустила это мимо ушей и повернулась к официанту, который подошел принять заказ.

— Вообще-то, мы еще не выбирали, — сказал ему Тони, — но я уверен, это не займет много времени. — Быстро пробежав глазами предложенный ассортимент комплексных обедов, заказал за двоих и отдал меню.

— Тебе случайно не приходило в голову, что мне могло захотеться выбрать самой? — спросила Лиза, когда официант исчез.

— Приходило, но потом я вспомнил, как тебе нравилось, когда я много себе позволял, и я подумал: «Тони, дружище, почему бы тебе не произвести на даму впечатление и не показать, что ты по-прежнему в отличной форме?»

Глотнув шампанского, чтобы утопить приступ смеха, Лиза сказала:

— Где ты сейчас обитаешь?

Явно обрадовавшись, что она проявляет к нему интерес, Тони ответил:

— Котсуолдс.

Лиза чуть не подавилась.

— Премилое местечко, — добавил он.

Она качала головой.

— Нет, я прошу прощения...

— Это правда, — настаивал Тони. — Я теперь весьма солидный малый... чувак... парень... — называй как хочешь. Взял себе скромненький особнячок недалеко от Страуда и официально признан добропорядочным членом общества. — Он вскинул руку, изображая знак «стоп». — Пока ты не сказала чего-нибудь неприличного, позволь напомнить, что тебе никогда не нравились грубые шутки, поэтому прошу, не разочаровывай и не ставь себя в неловкое положение рассуждениями о добропорядочности моего члена.

Изо всех сил стараясь не расхохотаться, Лиза сказала:

— И как же на тебя свалился этот особнячок? Только не говори, что выиграл его в Вегасе.

Он сощурился.

— Не совсем. В Монте-Карло.

Она смерила его всепонимающим взглядом.

— И долго ли, интересно, он за тобой продержится, прежде чем ты точно так же его проиграешь?

— Такого не произойдет. Я же говорю, я другой человек — надежда и опора паствы. Я даже обзавелся собственным процветающим делом.