Книга Кровожадные сказки - Бернар Кирини

II. Дело Яворова

Можно старательно готовить убийство, составлять план, выбирать обстоятельства и работать со всем возможным тщанием — от неожиданностей никто не застрахован. Обстоятельства порой принимают удивительные, превосходящие нашу жалкую личность очертания. Я познал эту истину в самом начале карьеры, во время убийства Добри Яворова.

Яворов, болгарин лет сорока, в годы «холодной войны» был наемником во всех странах коммунистического блока. После распада Системы он отошел от дел и руководил охранным предприятием в Стерпинии. Несмотря на скромные размеры этого кусочка равнины, по которой несет свои воды Дунай, политологи называли его главным очагом нестабильности в Центральной Европе.

Я не знал, почему мне заказали убийство Яворова, была это месть или превентивная мера, да и знать не хотел. Важно было другое — сумма моего гонорара в долларах впервые составила шестизначную цифру. Я чувствовал, что вот-вот буду допущен в общество грандов профессии, и волновался, как молодой адвокат, впервые выступающий в суде. Я нервничал.

За три дня я определил местоположение цели: полученные от клиента сведения оказались ошибочными, так что пришлось провести собственное расследование. Яворов работал на Господинова, он стал порученцем, телохранителем, шофером и ординарцем бывшего аппаратчика.

Я хотел проявить высший артистизм профессионала, поэтому исключил спешку и много дней изучал образ жизни моей мишени. Роскошная резиденция, где Яворов жил вместе со своим нанимателем, показалась мне совершенно неподходящей территорией: деревья скрывали окна, въезд находился под круглосуточным наблюдением, вокруг было слишком много людей. Господинов часто путешествовал; подкупив служащего аэропорта, я получил расписание вылетов его частного самолета и решил действовать не откладывая.

Я приехал на рассвете, провел тщательную рекогносцировку и выбрал место на холме, откуда хорошо просматривались взлетные полосы. Я собрал свою снайперскую винтовку Драгунова, купленную у морально неустойчивого офицера Советской армии, вогнал десять пуль в обойму, посмотрел в объектив и прицелился в колеса автомобиля, в затылок механика, в ручки дверей ангара. Драгуновская винтовка имеет дальность стрельбы шестьсот метров, расстояние до Яворова было вдвое меньше, так что пространства для маневра вполне хватало.

Лимузин въехал на площадку за несколько минут до взлета. Из машины вышли четверо мужчин, в том числе Яворов и его патрон. Я сделал глубокий вдох, выдохнул, прицелился моей жертве между глаз, дождался, когда он замер, и нажал на спуск.

И тут возникла проблема.

В момент выстрела Господинов сделал шаг вперед, заслонив мишень, получил пулю в висок и рухнул на землю. Двое его помощников как ящерицы юркнули под днище машины, Яворов же, оправившись от секундного замешательства, полез в карман за пистолетом. Я сохранил спокойствие, прицелился в сердце и попал.

Завыла сирена; я запаниковал. Разобрал винтовку, бегом спустился с холма, сел в машину и уехал. Никогда еще я так не рисковал на дороге. Страх отпустил только к вечеру, после того как я пересек стерпино-югославскую границу. Я бросил машину в роще, отправился на автовокзал в Заечар и уехал автобусом в Белград. Всю дорогу прокручивал в голове случившееся и терзался допущенными ошибками; я пренебрег элементарными правилами безопасности и — главное! — убил двоих по цене одного, что ранило одновременно мою профессиональную совесть и мужское самолюбие.

Мой промах был еще непростительнее, если учесть, что Господинов, как мне стало известно впоследствии, много лет обеспечивал стабильность Стерпинии. Правительство отреагировало молниеносно, объявив чрезвычайное положение, армия взяла власть в свои руки, и разразилась гражданская война: она идет и поныне. Я позволил себе отдохнуть несколько дней в Рио на деньги, полученные от заказчиков убийства бедняги Яворова. Мне тогда пришла в голову интересная мысль: возможно, выстрел, из-за которого началась Первая мировая война, предназначался вовсе не Францу-Фердинанду, а виновниками некоторых исторических трагедий были неумехи вроде меня.

III. Дилан

В 1972 году со мной связалась вдова Д***, фламандского торговца алмазами, на которого я работал в 50-х. Я не мог назначить даме встречу в одном из дешевых кафе, где обычно вел дела, и мы отправились ужинать в ресторан на площади Сен-Катрин. Она выглядела очень элегантно и внушала почтение, говорила спокойно, тихим, мелодичным голосом. Однако я почувствовал ее волнение и понял: раз она обратилась ко мне, значит, проблема серьезная. За едой мы обменивались банальностями, а за десертом я решился задать вопрос о причине нашей встречи. Ее лицо стало озабоченным, почти печальным; я помню наш диалог слово в слово.

— Конечно, конечно, — сказала она, сжимая в руке салфетку. — Я пригласила вас не только ради вкусного ужина.

— Слушаю вас.

— Вы все еще практикуете, не так ли?

— Конечно, мадам.

— Хочу попросить об услуге. Я заплачу, сколько скажете. Деньги — не проблема.

— Забудем пока об оплате, — ответил я. И добавил, желая польстить ей: — Главное для меня — помочь вам.

— Вы очень любезны. — Она улыбнулась. — Но хочу сразу предупредить, что работа, о которой пойдет речь, весьма необычна.

— Расскажите мне все.

Она опустила глаза, положила на стол фотографию, лицом вниз, и подвинула ко мне:

— Убейте его.

Я перевернул снимок; на нем был запечатлен мальчуган лет пяти-шести. Темные локоны, странно манящий взгляд; шорты до колен и пуловер с гербом итальянской футбольной команды.

— Кто это?

— Дилан. Единственный ребенок моего сына.

— Почему вы хотите его смерти?

Я решил, что она поссорилась с сыном либо с невесткой, но реальность оказалась совсем иной. Она взглянула на меня и призналась — холодно и очень спокойно:

— Потому что он дьявол.

Мадам Д*** объяснилась: она уверена, что этот ребенок одержим дьяволом. Возможно даже, он сам дьявол во плоти; во всяком случае, он явился на землю, чтобы сеять зло и страдания. Она никогда не встречала столько ненависти в человеческой душе, никогда не испытывала такого страха, какой ощутила, впервые взяв малыша на руки. В тот день, когда мальчик явился в наш мир, его родители стали несчастнейшими из людей; раньше они прекрасно ладили, а теперь без конца ссорились, потом его мать тяжело заболела. «И все по его вине», — подвела итог мадам Д***, постучав пальцем по фотографии.

Ее просьба привела меня в замешательство, поскольку я принципиально работаю только со взрослыми. Меня уже нанимали для убийства жен и дочерей; я убивал жен, но щадил девочек (их потом похищали и убивали другие). Убийство, говорил мой учитель, — дело сознательных взрослых; он имел в виду, что мы убиваем лишь тех, кто из-за своих действий либо слов сознательно проник в мир опасных вещей и кардинальных мер. Мне показалось, что мадам Д*** не совсем в себе. Я не хотел заразиться ее безумием и ответил, что должен подумать.