Книга Запретный плод - Лорел Гамильтон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это уж точно. – Он пошел дальше. – Наверное, тыненавидишь вампиров.
– У меня нет к ним ненависти.
– Зачем ты тогда их убиваешь?
– Потому что это моя работа, и я умею ее делать.
Мы свернули за угол, и уже была видна стоянка, где яоставила машину. Кажется, это было много дней назад, хотя часы показывали, чтоэто было недавно. Похоже на перелет из одного часового пояса в другой, когда неможешь врубиться во время, только сменяли друг друга не часовые пояса, асобытия. Столько травматических событий могут сбить чувство времени.
– Я твой дневной связник. Если что-то понадобитсяпередать или попросить, вот мой телефон.
Он сунул мне в руку пачку спичек. Я посмотрела – на ней былокровавыми буквами на уголь ном фоне написано: “Цирк Проклятых”. Я сунула пачкув карман.
Пистолет так и лежал в багажнике. Я вложила его в наплечнуюкобуру, оставив без внимания, что она не будет прикрыта курткой. Пистолет,выставленный на обозрение, привлекает внимание, но люди тогда, как правило, ктебе не пристают. Чаще всего они бегут, уступая тебе дорогу. Это очень удобно,когда за кем-нибудь гонишься.
Захария молчал, пока я не стала садиться в машину. Тогда оннаклонился над открытой дверцей и сказал:
– Это не может быть просто работа, Анита. Здесь должнабыть причина посерьезнее.
Я опустила глаза в колени и включила мотор. Потом посмотрелав бледно-голубые глаза.
– Я их боюсь. И это очень по-человечески – пытатьсяуничтожить то, что нас пугает.
– Люди живут, стараясь избегать того, что их пугает. Аты за этим гоняешься. Это сумасшествие.
Он попал в точку. Я закрыла дверцу и оставила его стоять вгорячей тьме. Да, я поднимаю мертвых и укладываю нежить. Это то, что я делаю.Что определяет мою жизнь. Если я начну задумываться о своих мотивах, яперестану убивать вампиров, вот и все.
Сегодня я не задумывалась о мотивах, поэтому я оставаласьвампироборцем, носительницей имени, которое они мне дали. Я оставаласьИстребительницей.
Рассвет скользил по небу, как световой занавес.Бриллиантовой брошью сверкала утренняя звезда в этом потоке света.
Приходится видеть уже второй рассвет за два дня. Меняобуревала злоба. Надо было только решить, на кого мне злобиться и что по этомуповоду предпринять. Сейчас мне ничего больше не хотелось, только спать.Остальное может подождать – и подождет. Я много часов подряд двигалась настрахе, на адреналине, на упорстве. В тишине и покое автомобиля я ощутила вновьсвое тело, и ощущение было не из приятных.
Было больно держать руль, больно его вертеть. Я тольконадеялась, что кровавые ссадины на руках выглядят хуже, чем есть на самом деле.Тело все окостенело. Ушибы всегда недооценивают. А они болят очень здорово. Ибудут болеть еще сильнее, когда я на них посплю. Встать утром после хорошейтрепки – ни с чем не сравнимое ощущение. Как похмелье, только не в голове, а вовсем теле.
В коридоре моего дома было тихо. Только чуть шумелкондиционер. Я почти чувствовала людей, спящих за этими дверьми. Было дажеискушение прижать ухо к двери и послушать, как дышат во сне мои соседи – такбыло тихо. Предрассветный час – самый тихий в сутках. Время наслаждатьсяодиночеством и тишиной.
Единственный более тихий час – это три часа утра, а его ялюблю не слишком.
Ключи были у меня в руках, я почти коснулась двери, когдазаметила, что она приоткрыта. Тончайшая щелочка, почти закрытая дверь, но незакрытая. Я отодвинулась вправо и прижалась спиной к стене. Слышен был звонключей у меня в руке? Кто там внутри? Адреналин снова вскипел, как шампанское.Я следила за каждой тенью, каждым лучиком света. Тело перешло в аварийныйрежим, и я только молила Бога, чтобы это оказалось лишним.
Вытащив пистолет, я прислонилась к стене. И что дальше? Изквартиры не доносилось ни звука. Может быть, это вампиры, но ведь уже почтирассвет. Кто еще может вломиться ко мне в квартиру? Я сделала глубокий вдох имедленно выдохнула. Понятия не имею, кто. Может быть, вы думаете, я привыкла непонимать, что происходит, но это не так. Я только злюсь в таких случаях ислегка боюсь.
У меня было несколько вариантов на выбор. Можно уйти ивызвать полицию – вариант не плохой. Но что они могут сделать такого, чего немогу я, кроме как войти и быть убитыми вместо меня? Это неприемлемо. Можно былождать в коридоре, пока у того, кто там есть, кто бы он ни был, проснетсялюбопытство. Это может занять много времени, а квартира окажется при этомпустой. И чертовски глупо я буду себя чувствовать, простояв несколько часов ипродержав под прицелом, пустую квартиру. И, вообще, я устала и лечь хочу.
Можно ворваться, поливая все пулями. Нет, можно толкнутьдверь, броситься на пол и перестрелять всех внутри. Если у них есть оружие.Если там вообще кто-нибудь есть. Самое разумное было бы переждать, но я устала.Адреналиновый поток стал спадать от досады на такой широкий выбор иневозможности его сделать. Наступает момент, когда, в конце концов, простоустаешь. Вряд ли я смогу долго стоять в тишине кондиционированного воздуха исохранять собранность. И вообще через час начнут выходить из своих квартир моисоседи и, не дай Бог, попадут меж двух огней. Тоже неприемлемо. Так, что бы нислучилось, это должно случиться сейчас.
Решение принято. Отлично. Ничто так хорошо не прочищаетмысли, как страх. Я отошла от двери как можно дальше и перебежала на другуюсторону от нее. Потом направила пистолет на дверь и стала подходить к ней вдольслева, со стороны петель. Она открывалась внутрь. Ее только толкнуть. Просто.
Я припала на одно колено, сгорбилась, будто хотела втянутьголову в плечи, как черепаха. Теперь оружие, наставленное на уровне груди,пустит пулю мимо меня. Я когда пригнусь, гораздо ниже уровня груди.
Левой рукой я толкнула дверь и припала к порогу. Все вышлокак по нотам. Мой пистолет смотрел в грудь негодяя, только негодяй давно ужеподнял руки вверх и улыбался во всю ширь морды.
– Не стреляй, – попросил он. – Я Эдуард.
Я уставилась на него, не поднимаясь с колен, и на менятеплым приливом накатывала злость.
– Ах ты, паразит! Ты все это время знал, что я там!
Он сложил пальцы домиком:
– Я слышал ключи.
Я встала и оглядела комнату. Набивной стул Эдуард переставилтак, чтобы сидеть лицом к двери. Больше он ничего, кажется, не двигал.
– Уверяю тебя, Анита, я здесь один.
– Охотно верю. Почему ты меня не предупредил?
– Хотел проверить, годишься ли ты для работы. Я могтебя разнести в клочья, пока ты там так красиво звенела ключами.
Я захлопнула дверь и заперла ее, хотя, честно говоря,безопаснее было бы запереть себя по ту сторону от Эдуарда, чем по эту. Он былчеловек не внушительный и не страшный, если его не знать. Пять футов восемьдюймов, худощавый, белокурый, голубоглазый, обаятельный. Но если я былаИстребительница, то он – сама Смерть. Это его я видела с огнеметом.