Книга Новая журналистика и Антология новой журналистики - Том Вулф

— Я не разговариваю, — зло возопил Логан со своего места.

— Нет, вы разговариваете, — настаивала Клаудиа. — Я слышала, что вы говорите!

— Я не разговариваю, — стоял на своем он. — Кто-то другой разговаривает. Это был не я!

— Это вы разговариваете! — закричала она, тряся мощными плечами и пожирая его своими огромными глазами. — И вы сбили меня с ритма!

— Слушай! — Логан подошел к месту, где сидел Оливер Смит. — Мне надоели ее выходки.

— Это у вас вечно выходки, а не у меня! — сказала она.

— Это невыносимо!

— Хотите, чтобы я ушла? — с вызовом спросила Клаудиа.

— Слушай, — режиссер сбавил тон, — все здесь стараются как могут. И такие поступки я терпеть не могу. Чего ты хочешь — чтобы мы отказались от постановки?

Клаудиа повернулась, снова затрясла плечами и принялась мерить шагами сцену.

— А теперь, — сказал Логан, стараясь сдвинуть дело с мертвой точки, когда вся труппа застыла в ожидании, — а теперь не будешь ли ты так любезна, чтобы начать все сначала?

— Я не могу начать, — виновато промолвила она. — Вы сбили меня с ритма.

— О-о-х-х-х, Оливер, — простонал Логан, приложив руку ко лбу, — это невыносимо!

— Ну, это ваши проблемы, — вставила Клаудиа свое словечко.

— Ты — моя проблема! — вскричал режиссер.

После этого все в театре беспокойно задвигались. К счастью, Клаудиа ему не ответила, она переступила с ноги на ногу, как борец сумо в ожидании решения судьи. Повисла тишина, и все понемногу начали успокаиваться. Клаудиа дочитала свой монолог, а Дэвид Грей скомандовал «Занавес», и все вздохнули. Перерыв.

Стоя у входа в театр «Бут», засунув руки в карманы и обдуваемый свежим осенним ветерком, раздувающим его длинные светлые волосы, Джошуа Логан сказал:

— Я позволяю Клаудии Макнейл так много потому, что доверяю ей и наслаждаюсь ее талантливой игрой, не хочу связывать по рукам и ногам ее талант, понимаю, что мы с ней как единое целое.

Как сейчас помню, — добавил он, — Эмми Лейн частенько словно сходила с ума, а ее лицо при этом становилось пепельным. Когда Эмми радовалась, ее лицо казалось коричневым, иногда пурпурным, но иногда она пугала меня, когда выходила из себя, а довольная всегда помогала мне, одевала, завязывала шнурки и застегивала пуговицы, и теперь перед мною разворачивается это шоу, и снова некая Эмми Лейн то и дело становится пепельной. Но я хочу помочь ей — должен помочь — разобраться с ее творческими шнурками и пуговицами. Не знаю только, хватит ли мне сил.

Он походил немного взад-вперед, глубоко вдыхая воздух Шуберт-аллеи рядом с театром.

— Забавно, — сказал наконец он, — но почему-то я сейчас все время счастлив. Может, из-за всех моих негров. Иногда мне как бы передается, как они сами ощущают себя в этом мире. Даже не знаю. Но что-то делает меня счастливым. Помню, в детстве мне хотелось стать негром. Помню их свежесть, их бархатные голоса, а больше всего их свободу — они могли сколько угодно бегать босиком, раздетые, им не нужно было то и дело мыться, ходить в церковь три раза в неделю. Выражаясь современным языком, у них не было конформизма. В каком-то смысле, — медленно проговорил он, — они правили нами — держа-. ли нас на нашем месте, они были сильнее силою слабости, только они не были слабыми, они обладали силой служить нам.

Он вернулся в театр, где по залитой огнями сцене в саду среди луизианских лачуг ходили актеры; голос Клаудии Макнейл смягчился, потому что несколькими днями раньше у нее побаливало горло. Но в конце сцены ее голос зазвучал на полную мощь, и Логан весьма благожелательным тоном заметил:

— Не напрягай свой голос, Клаудиа.

Она ничего не ответила, только что-то шепнула другому актеру.

— Не напрягай голос, Клаудиа, — повторил Логан.

Она опять его проигнорировала.

— КЛАУДИА! — крикнул Логан. — Оставь свою актерскую мстительность! Слышишь?

— Да, мистер Логан, — отозвалась она покорно, но не без сарказма.

— На сегодня мне уже достаточно, Клаудиа.

— Да, мистер Логан.

— И перестань повторять без конца: да-мистер-логан.

— Да, мистер Логан.

— Ты отвратительная грубиянка.

— Да, мистер Логан.

— Ты — чудовище.

— Да, мистер Логан.

— Да, мисс чудовище.

— Да, мистер Логан.

— Да, МИСС ЧУДОВИЩЕ.

Неожиданно Клаудиа Макнейл замолчала. До нее дошло, что режиссер именует ее чудовищем; ее лицо сделалось пепельным, взгляд стал ледяным, и она почти официальным голосом сказала:

— Вы… назвали… меня… не… моим… именем!

— О, Боже! — Логан хлопнул себя ладонью по лбу.

— Вы… назвали… меня… не… моим… именем!

Негритянка стояла на сцене как каменная глыба, дожидаясь от него каких-то действий.

— Оливер! — позвал Логан сопродюсера, который всем своим длинным худым телом вжался в кресло, как в окоп на фронте. Ему очень не хотелось говорить что-то ни против своего старого друга Логана, ни против Клаудии Макнейл, которая вот-вот ринется на них по проходу между креслами и, возможно, нанесет непоправимый урон его тщедушному телу.

— Оливер, — продолжил Логан, — я просто не могу понять, что мне с ней делать. Строит из себя королеву или невесть что…

— Это вы у нас королева! — парировала она.

— Хорошо, хорошо, это я королева. — У Логана не осталось сил спорить. — Так что мы будем теперь делать?

— Возьмите другую актрису, — сказала Клаудиа.

— Хорошо, согласен, — произнес Логан. — Хорошо, — повторил он. — Мы можем прекратить репетиции, мы можем… — Теперь он ходил по залу, и казалось, что режиссер вот-вот покинет театр.

— Послушайте, — быстро сказала Клаудиа.

Он остановился.

— Послушайте, — начала она снова, понимая, что если репетиции прекратятся, то из-за нее другие актеры станут безработными. — Я… тоже человек, и меня тоже немного заносит… и я на сцене уже тридцать лет… и никто еще не указывал мне пальцем… не выгонял меня из спектакля… и…

Она продолжала и дальше в том же духе, и Логан понимал, что актриса в его руках, он мог бы еще поиграть с ней, дать ей выплеснуть все наружу, но не стал ждать. Вместо этого он подошел к сцене, взобрался на нее, а потом немедля приблизился к Клаудии и заключил ее в объятия, прижался своими светлыми усами к ее щеке… А затем — спектакль, да и только! — ее черные руки легли на его белую рубашку и обняли Логана.

Они чуть не плакали, обнявшись, эти два больших добрых человека, стоявшие в ярком свете рампы, они словно выбились из сил, а вся труппа собралась вокруг и свистела, улюлюкала, хлопала в ладоши.