Книга Театр отчаяния. Отчаянный театр - Евгений Гришковец

– Аллё, – хрипло сказал в трубку Эдик.

Я молчал.

– Зайди ко мне срочно, – не услыхав отклика, прохрипел он.

– Эдик! Бывают разные обстоятельства, но так со мной поступать нельзя!.. Мы, конечно, сильно опоздали, но…

– Зайди ко мне немедленно!.. – оборвал меня Эдик и положил трубку.

Его тон я счёл оскорбительным. Несколько мгновений сомневался, идти к нему или нет. Однако решил идти. Шагая к лифту и в самом лифте я готовил короткую, но яркую речь в защиту своего достоинства и в пользу соблюдения договорённостей любой ценой.

Эдик открыл мне дверь и сазу же, повернувшись ко мне спиной, пошёл в комнату, сел на диван, откинулся на спинку и запрокинул голову. Одет он был в гостиничный белый халат на голое тело. Номер его оказался существенно больше моего. Кровать стояла незаправленная и вся перебуробленная. На столике теснились бутылки, бокалы, тарелка с обобранной виноградной веточкой. Пахло ночной пьянкой.

Эдуард был страшно бледен, губы его побелели, небритость темнела, и от этого его лицо казалось осунувшимся и измождённым.

– Присядь, – сказал он тихо, глядя в потолок.

– Эдик, зачем мы припёрлись в Москву? У тебя очень важные дела?.. Я понимаю! У тебя дела серьёзные, а у меня так… Баловство! Театр и музыка… Но так со мной…

Эдик резко сел прямо и уставился на меня.

– Остановись! – резко сказал он. – Ты же умный человек… Ты должен догадываться, что произошло что-то не просто важное, серьёзное… не из ряда вон… А вообще!!! Понимаешь… Случился… Крах!.. – произнёс Эдик и сделал неопределённый, беспомощный мелкий жест рукой. – Ты только ничего не говори сейчас… Ты только послушай. Очень внимательно!..

Эдик закрыл глаза и сидел молча. Долго. Около минуты.

– Слушай! – сказал он, наконец открыв глаза. – Про свои инструменты забудь, я уже забыл… Всё! Про них больше ни слова.

Эдик взял со стола бутылку газированной воды, открыл, вода зашипела и брызнула во все стороны. Он этого не заметил, поднёс её к губам и, громко глотая, выпил почти до дна.

– Сегодня ночью, – продолжил он, утерев рот ладонью, – умер один очень-очень важный человек… Мой… шеф, босс… начальник… отец, бог… Как угодно!.. Говорю понятным тебе языком, чтобы ты понял всё с первого раза… Это очень важно! Времени мало… Человек, который умер, был серьёзный, умный, справедливый и важный… человек. Он один руководил, держал в руках много разных дел и разных людей. Люди, которые не могли друг с другом разговаривать… видеть друг друга не могли, сразу стреляли… Договаривались только через человека, который умер… Я у этого человека был… как тебе сказать… – Эдик говорил медленно, чётко и страшно устало, – бухгалтером, управляющим делами, банкиром, сыном, помощником, слугой… Всё вместе… Это был хороший, спокойный человек… Очень богатый! Ты не понимаешь какой… Все его деньги, все счета, документы на недвижимость, ценности… Всё-всё… Это у меня. Он сам не знал, сколько у него денег и где. Не знал, сколько домов, заводов, пароходов… Один я знаю… – он снова взял бутылку и допил остатки воды. – Сейчас начинается война… Все люди, которых мой шеф сдерживал, верили только ему одному. Сейчас они начнут друг друга резать, душить, стрелять… Но главное! Они будут искать его деньги… Уже ищут… То есть они ищут меня. А это страшные люди… Я тоже страшный человек… Но те люди глупые и простые…

Он встал, подошёл к окну, взял с подоконника пачку сигарет, зажигалку и закурил. Говорил он так, что я молчал и слушал. Эдик остался стоять у окна и продолжал говорить в облаке сигаретного дыма.

– Рано утром эти страшные глупые люди взяли в заложники моих родителей и младшую сестру… Потом окружили мой дом, который за городом, и взяли жену, дочь, сына и собаку… Потом забрали и увезли помощницу. Водителя и охранника не нашли. Они остались в Новосибирске ждать моего прилёта. Они уже спрятались и затихли. Оба без семей, ухватить не за что… Страшные глупые люди знают, что я улетел в Москву. Но они не знают, где я и что ты со мной. Если бы знали, твои уже были бы вместе с моими или того хуже… Но они не знают… Я звонил твоему отцу, как бы между прочим, он в порядке. Значит, они про тебя не знают ничего. Билеты на самолёт брал сам… Помощнице не поручал… Привычка – великая вещь. Она ничего не знает. Тут в гостинице мы живём без предоставления паспорта… Не найдут… Они не пинкертоны… Они черти!.. Попей воды…

У меня закружилась голова. На столе стоял стакан со следами помады, он был почти полон водой. Я взял его и сделал пару глотков.

– Я позвонил рано утром своим людям… Случайно… Интуиция… Никто не знает, где я… Никто! И про тебя не знает никто… Люди в Москве, которые с Кемерово не связаны, собрали мне деньги… Много… Их скоро привезут. Это, конечно, мелочь… Но те люди, у которых сейчас моя семья жадные и примитивные… Они любят бумажные деньги. Они только их и любят… Они их возьмут… Мне сейчас важно одно… Чтобы они отпустили мою семью, и я тогда смогу семью спрятать… Деньги привезут через час. Ты их возьмёшь и полетишь в Новосибирск. В Новосибирске, точнее, в Бердске, передашь деньги людям, которые не знают ни тебя, ни чертей, ни меня. В гостинице оставаться нельзя. Я вчера здесь встречался с людьми, на которых могут выйти… Люди эти не знают, что я тут живу, но черти будут рыть землю…

– Эдик, – перебил его я тихим голосом, – я никуда никакие твои деньги не повезу… Даже не думай!..

– Обязательно повезёшь, – спокойно сказал он, – у тебя нет выбора… Не перебивай!.. Ты ни в чём не виноват. Тебе просто не повезло… Я, как мог, обдумал все варианты… Я не хотел тебя втягивать и использовать… Я тебе благодарен. Если бы я с тобой не полетел, то был бы там… Но вариантов нет… Ни одного. Ты человек… единственный, который ни с кем не связан и сейчас со мной… У меня ты сейчас – последняя возможность вытащить своих и самому не попасться… А мне к ним попадать нельзя… Тогда всем конец…

– Я не хочу, Эдик!

В тот момент я хотел его душить, бить по голове всем, что попадёт под руку, резать.

– Я этого делать не хочу! – повторил я. – Мне не нужны ваши звериные дела…

– Думаешь, я дурак? – спросил Эдик, сверля меня немигающим взглядом. – Как такого можно хотеть?.. Но пойми… Я тебя сдам… Не полетишь, откажешься сейчас – сдам… Полетишь и не явишься по адресу – тем более сдам. Я тебе зла не желаю… Твоей жене, дочке… Я уважаю твоего отца… Я тебя уважаю… Но мои дети и родители… За них я не пожалею никого… Говорю тебе без эмоций… Хотя эмоций у меня дохера… Тебе просто не повезло…

– Зверь ты, Эдик, – тихо сказал я.

– Говори что хочешь… Но времени мало… Мало времени… Тебе надо пойти одеться, приготовиться, и я тебе подробно всё расскажу, что и как надо сделать… По идее… по идее, тебе ничего не угрожает. Ты передашь деньги, а там дальше будет цепочка, которая на тебя обратно не выведет… Оборвётся… Вероятность, что они на тебя выйдут, ничтожно мала. Практически нереальна… Но и ты им будешь бесполезен… Ты не будешь знать, где я… Ну, иди! Не смотри на меня так! Это ничего не изменит… Видишь?.. Я даже не извиняюсь. А зачем? Ты меня не простишь, а я тебя от ноши не избавлю… Ну, давай… Иди!..