Книга Призрачный омут - Адриана Мэзер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Присаживайся.
Элайджа указывает на диван, а сам подходит к креслу справа от меня. Он ждет, пока я сяду, и только потом садится сам. Наши колени так близко, что я не знаю, куда деть руки. До сих пор не верится, что Элайджа по-настоящему здесь, а не злая шутка, которую сыграло мое безумное подсознание.
– То платье, – сурово говорит он. – Что ты знаешь о нем?
Голос звучит натянуто, словно дух борется с желанием скорее сбежать отсюда. Я моргаю.
– Так, погоди. Я не поэтому тебя… Мы будем говорить о платье?
Видно, что ему неловко.
– Если на него наложено заклятье, а я подозреваю, что так и есть, то да, мы будем поговорить о платье.
– О платье?
Я издаю истеричный смешок. То есть получается вот так? Он сваливается на голову, ни тебе объяснения, ни приветствия, вообще ничего!
– Может, и открытку, которая была в коробке, можем обсудить?
– Можем.
– Или футбол?
Он вопросительно поднимает бровь.
– Из открытки я узнала только одну вещь. Послание, – резко говорю я.
Элайджа тяжело вздыхает, будто изо всех сил старается никак не реагировать на мой тон.
– То есть ты не знаешь, кто такая Майра Х. Х.?
– Моя тетушка в каком-то там поколении, пережившая крушение «Титаника», – отвечаю я, уныло махнув рукой. – К слову о «Титанике», зачем ты подбросил ту книгу в кабинет?
– Начал подозревать, что «Титаник» – важное звено.
Грудь сдавило. Он все это время тайно наблюдал за мной и не подал даже знака.
– И ты молчал?
– Я не намеревался вмешиваться в твою жизнь снова, – говорит Элайджа так, словно разговор причиняет ему боль.
– Ты уже это сделал, – возражаю я.
Он мнется.
– Саманта, прошу прощения, что поцеловал тебя вчера. Мне не следовало.
Это что сейчас было? Вскакиваю, откидывая волосы с лица.
– Не стоит. Я не сидела здесь в одиночестве и не тосковала по тебе, как ты думаешь.
– Полагаю, что так, – отвечает он. – А теперь просто расскажи мне все, что знаешь…
– Мне не нужна твоя помощь.
Бросаю недовольный взгляд на Элайджу, элегантно сидящего напротив. Если не собирается рассказывать мне, почему сбежал, говорить нам не о чем. Его мнимое спокойствие исчезает:
– Ты понятия не имеешь, что сейчас происходит.
– Мы с девочками сами разберемся!
Элайджа встает, таким расстроенным я никогда его не видела.
– Тогда я оставлю тебя.
Молчу. Я не хочу, чтобы он уходил, но ни за что не признаю это теперь, когда он отказался объясниться и попросил прощения за поцелуй.
Элайджа исчезает.
Не подумай плохого
Я валяюсь на кровати, бездумно уставившись в тетрадь с домашним заданием, не желая смотреть на мебель, которую Элайджа смастерил для своей сестры. В голове по кругу прокручиваю наш разговор.
Где он был все это время? Почему не давал о себе знать, хотя был рядом? Падаю на подушки.
Нет, я справлюсь с этим. Да, он снова здесь. А мне плевать. Точка.
Кто-то трогает мое плечо. Бросаю короткий взгляд наверх. Ада.
– Только не ты, – ворчу я.
– Мама всегда говорит: если рядом кто-то грустит, а ты не пытаешься его ободрить и отвлечь, тогда ты позоришь слово «человек», – серьезно заявляет Ада с мягким британским акцентом. – Все заслуживают счастья, так она говорила.
– Мне не грустно, – отвечаю я, – правда, на улыбку тоже нет сил.
– Давай разберемся.
Матрас прогибается, когда Ада перешагивает через меня и плюхается рядом. Складки розового платья медленно оседают на ее ноги. Подложив ладошку под щеку, Ада опускает голову на свободную подушку, и теперь мы лежим, глядя друг на друга.
– Это из-за мальчика?
Выражение ее лица серьезно, маленькие бровки искривлены. Она так искренне переживает, что я чуть не расплываюсь от умиления.
– С чего ты взяла?
– Моя сестра вела себя прям как ты сейчас, когда узнала, что мы собираемся в Америку. Она кричала, что во Флориде у нее нет друзей и никогда не будет. – Ада уверенно кивает. – А на самом деле она расстроилась, потому что уезжала от мальчика. По крайней мере, так она написала в дневнике.
Я удивлена:
– Ты залезла в дневник сестры?
Ада округляет глаза, будто я сказала что-то неприличное.
– Она каждый день плакала! Из-за того что никто не мог ей помочь, я решила сама все сделать. Это был вопрос жизни и смерти, так что ничего страшного, что я читала ее дневник.
– Ну, если так, то звучит логично.
– Вот-вот, – хихикает Ада, в глазах ее пляшут лукавые искорки. – А я видела!
– Видела что?
– Как ты улыбнулась.
– Да нет.
– Да-да! Такая малюсенькая улыбка, но была.
Теперь я по-настоящему улыбаюсь, но Ада внезапно исчезает. Кто-то идет к моей комнате.
– Сэм! – зовет отец из-за двери. – Джексон пришел.
Джексон? Я смотрю на экран мобильного: 8:01. Да блин!
– Сэм! – Папа стучит громче.
– Скажи ему, что я скоро.
Распахиваю шкаф. Все из-за кретина Элайджи! Меняю толстовку на безразмерный свитер, хватаю с вешалки черный плащ до колен. Вивиан купила его для меня и заставляла носить вместо любимой куртки из кожзама. Тупая коза Вивиан!
Открываю дверь. Бра мягко озаряют коридор теплым светом. Портреты давно умерших родственников взирают на меня со стен. Я хватаюсь за перила и ускоряю шаг. На первом этаже стоят Джексон и папа.
– Готова, – говорю я, и тяжелые черные ботинки глухо ступают с ковра на деревянный пол.
– Хорошо выглядишь! – восклицает папа и пристально смотрит на меня.
Чувствую, как он пытается понять мое настроение.
– Измучилась с домашкой, – выдавливаю улыбку. – Забыла про время.
Папа касается губами моего лба:
– Отдохни хорошенько. Звони, если что-то понадобится.
Мы выходим на улицу, погружающуюся в сумерки. В воздухе витает аромат свежей травы, прохлада бодрит меня. Джексон открывает для меня дверь машины, и я забираюсь вовнутрь.
Чем дольше я дышу свежим воздухом, тем яснее становится: выбраться из дома – лучшее решение вечера. И стало понятно, как легко я себя чувствую после того, как сказала Джексону про Вивиан. Меня уже тошнит от тайн, скоро из ушей полезут.