Книга Девочка и мальчик - Мортен Браск

Я сижу в кресле у окна. Всеобщее внимание приковано к Майе и не родившимся еще малышам. Встает солнце, его лучи ложатся на мои плечи и шею. Как будто теплая рука слегка нагибает меня.

Я внимательно наблюдаю, как они входят в белых халатах, за их лицами, рассматриваю, что написано на их бейджах. Хирурги, неонатологи, анестезиолог, медсестры, помогающие при операции, немолодая уже акушерка, рассказывающая, что принимала множество трудных родов, она говорит, что частенько все проходит удачно. Я никогда бы не подумал, что в подобной операции задействовано такое количество специалистов. Я их пересчитываю, набирается одиннадцать человек. Это люди, посвятившие много лет своей жизни тому, чтобы овладеть навыками, которые им предстоит сегодня применить. Ради малышей, ради нас, ради нашей маленькой семьи.

Какие-то из врачей обследуют Майю, ощупывают живот, замеряют частоту схваток, записывают данные в журнал. Между собой они говорят вполголоса на непонятном языке, хмурят брови, расспрашивают Майю. Она старается отвечать им, но она растеряна, часто просто не понимает, о чем ее спрашивают, у нее дрожат руки, и она смотрит на меня с таким испугом в глазах, какого я никогда раньше в ней не замечал. Даже не подозревал, что такой страх может гнездиться где-то у нее внутри. Что мучает меня сейчас больше всего, заполняет меня пустотой, словно чашу, так это трещины в расколовшемся взгляде Майи, расколовшемся от страха и тоски, от которых я не в силах ее избавить. Мучительно осознавать, что все, на что я гожусь, – это сидеть вот так в кресле и пассивно наблюдать, понимая, что я не способен быть мужчиной, который спасет свою женщину, поддержит ее. Я очень хочу продемонстрировать Майе, что я рядом, прикоснуться к ней, но я вынужден устраниться, признать свое бессилие перед неизбежным. Ношу, которая оказалась мне не по плечу, забрали из моих рук. У других хватит на это сил, не у меня.

Они готовят Майю к операции. Один из врачей и медсестра стоят у ее кровати, врач диктует что-то медсестре, делающей пометки в журнале. Он откидывает с Майи одеяло, медсестра помогает ему, стягивая с Майи больничные трусы, чтобы врач мог проверить, насколько раскрылась шейка матки.

Я отворачиваюсь к окну. Силуэты труб над крышами на другой стороне Блайдамсвай. Я представляю себе людей, клавших эти дымоходы, может быть, за сотню лет до того, как построили новые корпуса Королевской больницы. В те времена оттуда было видно Фелледпаркен. Они поднимались на крыши и клали камень за камнем, видя, как растут очертания труб.

Вдруг кровать сотрясается. Майя с силой дергает ногой. Врач инстинктивно отступает на шаг, а Майя хватается за живот. Она кричит. Врач подзывает медсестру.

– Кровотечение. Немедленно оперируем.

Медсестра включает сигнализацию, расположенную на стене, в коридоре раздается пронзительный трехтоновый звон. Я хочу подняться с кресла, но успеваю только привстать, потому что врач идет в мою сторону и выдирает несколько полотенец с одной из полок. Я падаю обратно в кресло и смотрю за происходящим. Тело Майи корчится, ноги судорожно изгибаются, огромное количество крови вытекает из нее, кровь бьет из ее утробы, вырастая черно-алым, влажным пятном на простыне и одеяле. Я снова хочу встать, опираюсь на подлокотник, пытаюсь оттолкнуться от него, наклоняюсь вперед, каждое мое движение происходит словно в отрыве от прочих и длится целую вечность. У меня темнеет в глазах, я теряю равновесие, но мне удается не упасть и подойти к кровати. Кровь идет все сильнее, Майя дышит неестественно часто, потом кричит.

– Я боюсь умереть. Я не хочу умирать.

Я хватаюсь рукой за изголовье кровати. Мое сердце качает по венам адреналин. Кровь. Столько крови. Она умрет? Может, уже умирает. Кровь. Майя продолжает извиваться на перепачканной кровью простыне. Врач и медсестра, их схватка с потоком крови. Кровавый бутон распускается на пододеяльнике, кровь собирается в углублениях матраца. Густая. Темная. У меня не укладывается в голове, как в теле Майи могло поместиться столько крови.

Я хватаю полотенце рядом с раковиной, но не знаю, что мне с ним делать, боюсь сделать что-то не так, пытаюсь напомнить о своем существовании врачу и медсестре, но они слишком поглощены происходящим, чтобы заметить меня с полотенцем в протянутой руке.

Звуки ошеломляют, нескончаемый вопль сирены, крики Майи, топот подошв по линолеуму, громкие голоса, бегущие шаги по коридору и тяжелый, гулкий стук, наверное, биение моего сердца.

Они входят в палату, две медсестры и врач, кричат друг на друга, распахивают и закрывают шкафчики, дверцы хлопают, они достают бумагу, простыни, все, что может помочь остановить кровотечение. Все это – быстрыми, точными движениями, частые тренировки превратились в рефлексы, в отточенную хореографию. Я возвращаюсь к окну. По-прежнему с полотенцем в руках.

Наконец льющаяся кровь начинает пульсировать с меньшей силой, ее струйки, текущие из тела Майи, замедляются, но она не перестает кричать.

– Готовьте к срочной операции, – орет врач.

Одна из медсестер выбегает в коридор, включается очередной сигнал тревоги, и сразу же отовсюду сбегаются люди. Они все вбегают в палату – персонал в халатах, врачи, акушерки, медсестры. Я вжимаюсь в оконное стекло. Лучшая помощь с моей стороны – не путаться под ногами.

– Я так боюсь умереть.

Майя снова и снова выкрикивает эти слова. Умереть, кричит она, кричит, что умрет, что боится умирать, и так было всегда, только теперь я понимаю, что все существо Майи – лишь тонкий покров, скрывающий смерть и страх перед ней, но раньше я никогда по-настоящему этого не понимал. Врач прикладывает ладонь к ее лбу.

– Майя, послушай меня, ты не умрешь, ты не умрешь, – кричит он.

– Я боюсь, очень боюсь.

– Майя, у тебя отслоение плаценты. Ты не умрешь. Но мы вынуждены приступить к операции немедленно. Ты будешь жить, я обещаю, что мы не дадим тебе умереть.

Я так напряжен, что не замечаю молоденькую акушерку, пока она не оказывается в шаге от меня. Она единственная, кто не снует по палате. Она двигается медленнее, чем все остальные, словно перемещается в другом измерении. В одной руке у нее два прозрачных пакета со стерильной одеждой, запакованной в пластик. Брюки, футболка, пиджак, белые шлепанцы на деревянной подошве. Она медленным движением протягивает мне пакеты.

– Вы в порядке? – спрашивает она.

Даже говорит она не так, как все, слова как будто опаздывают в пункт назначения, долетая до меня откуда-то издалека.

– Да, я в порядке.

Я слышу, как говорю эту фразу, но не уверен, произношу ли я слова вслух или только мысленно.

– Вам нужно переодеться в стерильную одежду, иначе вас не пустят в операционную, – говорит она.

Она не отводит взгляд, когда я смотрю на нее. Моргает два раза, медленно, очень медленно, непостижимо, как человек может так медленно моргать.

– Мы скоро начнем, – говорит она. – Наденьте это, а я зайду чуть позже и отведу вас в операционную.