Книга Девочка и мальчик - Мортен Браск

Когда я передвигаю стул с места на место, Майя просыпается. Глаза у нее покраснели. Игла капельницы по-прежнему у нее в руке. Доза препарата в мешке опять выросла.

– Мне сделали УЗИ, – говорит она.

– И?

– Оно показало, что плацента по одной из стенок отслоилась.

– Такие вещи видно на УЗИ? – спрашиваю я.

– Да.

– О чем это говорит, что она отслоилась?

Она наклоняется вперед. Но когда я встаю, чтобы обнять ее, она отворачивается.

19

Они входят в палату среди ночи. Я просыпаюсь оттого, что они включают потолочную лампу. Они – это заведующий отделением и одна из медсестер, которая заходила к нам и в предыдущие ночи. Они изменились, изменилась даже их манера смотреть на нас, теперь в них появилась какая-то патетика. Я сажусь на кровати. Сердце у меня колотится так часто, что мне не хватает воздуха. Медсестра подходит к капельнице и крутит ручку дозатора. Потом они оба встают в ногах у Майи.

– К сожалению, мы вынуждены прекратить лечение, – говорит заведующий.

– Почему? – спрашивает Майя.

– Препараты, тормозящие беременность, нельзя принимать слишком долго, и мы уже превысили допустимую норму.

Он говорит, ему жаль, что все так складывается. Они надеялись, что ситуация примет другой оборот, и даже давали ей лекарство дольше, чем это предписано. Он объясняет, что и ему, и его коллеге в дневную смену в какой-то момент уже показалось, что препарат помогает, и вчера утром ситуация выглядела очень обнадеживающей.

– Может, завтра снова наступит улучшение, – говорит Майя.

– Тут целый ряд причин. Даже если бы вы смогли перенести передозировку препарата, отслоение плаценты означает, что путь назад закрыт, – объясняет врач.

Он держит спину подчеркнуто прямо.

– Дела обстоят таким образом, что плацента отслоилась по дальней стенке, в глубине, и мы тут бессильны.

– Что это значит?

– Это значит, что, если бы отслоение было по ближней стенке, мы бы прооперировали вас, достали близнеца, лежащего ближе к входу, и спасли второго, в глубине. Но сейчас это невозможно.

Майя не сводит с него глаз.

– Но ведь тогда ребенок, которого вы достанете, умрет, – говорит она.

– Мы бы, разумеется, сделали все, что в наших силах, но да, вероятность велика, – говорит заведующий отделением.

– Я не могу вам позволить принести в жертву одного из них, – говорит Майя.

Врач поднимает ладонь.

– Нет, Майя, вы меня недопоняли. Я сказал, если бы отслоение было по ближней стенке, тогда бы у нас были шансы задержать второго младенца в утробе. Первого бы мы, конечно, положили в инкубатор. Речь не идет о том, что мы кем-то пожертвовали бы.

Она держится за живот, потом ее руки бросаются к губам, щекам, ее лицо искажено от гнева.

– Вы просто не смеете… Не смеете так поступить, – шепчет она.

– Мы не собираемся жертвовать вашим ребенком, Майя, – говорит врач. – Я понимаю вас: ситуация кажется вам крайне запутанной, и это большой стресс для вас. Мы вынуждены произвести кесарево сечение и достать обоих, но этого не нужно бояться.

Мне невыносимо смотреть на растерянность и мольбу во взгляде Майи. Я хочу улыбнуться ей, чтобы она видела, что я разделяю с ней эту ношу, но мышцы лица не слушаются. Медсестра вытаскивает иглу у Майи из вены.

– Мы назначили операцию на завтра, на 11 утра, – говорит врач. – Будет свежая и отдохнувшая бригада врачей, они прекрасные специалисты, я могу вам это гарантировать. Они сделают все, чтобы спасти ваших детей.

Майя неподвижным взглядом смотрит на пластырь, который приклеивает ей на руку медсестра. Я вылезаю из кровати, иду к умывальнику, набираю два пластиковых стаканчика воды и протягиваю ей один. Она не берет его. Я ставлю стаканчик на столик рядом с ее кроватью.

– О чем ты думаешь? – спрашиваю я.

Она не реагирует.

– Майя, – говорю я.

Она по-прежнему не сводит остановившегося взгляда с пластыря.

– Хочешь, я выключу свет? – спрашиваю я.

Я выключаю свет в палате и возвращаюсь в кровать. Слышно, как за окном на Блайдамсвай автобус подъезжает к остановке, потом отъезжает. На остановке реклама страховой компании. Успокаивающие слова «Мы компенсируем любую утрату». Еще один ночной автобус. Из него выходит мужчина и идет к главному входу в больницу.

Я лежу, не меняя позы. Пустые ночные автобусы подъезжают и подъезжают, чтобы снова исчезнуть, маленький круговорот внутри большого круговорота города, прибытие и убытие. Уже ближе к утру я погружаюсь в сон. Мне снятся геометрические фигуры.

20

Солнце окрашивает мои веки в оранжевый цвет. За окном в солнечных лучах переливается весна. Я сажусь на кровати, обернув вокруг себя одеяло. Майя спит. Садовник занимается кустами, отгораживающими парковку больницы от Блайдамсвай. Кусты местами разрослись, ветки и листья торчат из гладко выбритой поверхности живой изгороди. Электрическим секатором он подрезает кусты с боков, вынуждая их вернуться к заданной форме. Садовник не прекращает работы, время от времени он отступает на шаг – удостовериться, что в зеленой стене нет никаких неровностей. По другую сторону живой изгороди на остановке стоят люди и ждут. Многие сняли верхнюю одежду и перекинули ее через руку. Погода, по всей видимости, уже не такая суровая.

Пока я одеваюсь, в палату заходит молодая акушерка. Она улыбается мне и садится к Майе на постель. Ласково проводит рукой по ее щеке, и Майя, проснувшись, растерянно смотрит на акушерку, словно понятия не имеет, кто эта женщина. Потом снова закрывает глаза.

– Да, – говорит акушерка.

Она продолжает сидеть на постели и гладить Майю по щеке.

– Скоро придут врачи и подготовят вас к операции.

Она говорит негромко, тщательно подбирая слова, так разговаривают с маленькими детьми.

– Я не хочу их потерять, – шепчет Майя.

– Конечно, я понимаю. Конечно, вы не хотите их потерять, и я больше всего на свете хочу, чтобы их спасли, – говорит акушерка. – Но для этого врачам нужно сделать кесарево. Сейчас только так можно помочь малышам. Операция необходима, чтобы спасти им жизнь. Они не могут оставаться в утробе, когда плацента отслоилась.

– Они ведь достанут их обоих? – спрашивает Майя.

– Да, они достанут обоих. Через несколько часов вы сможете увидеть ваших детей.

Они заходят в палату, один за другим, иногда сразу по несколько человек. По всей видимости, все происходит, как всегда происходит в таких ситуациях. Это их обязанность – поздороваться с нами, немного побеседовать перед операцией. Нас нужно обо всем проинформировать, мы должны увидеть врачей, которые будут делать кесарево. Каждый протягивает руку, называет свое имя, должность. Какие-то лица я уже видел прежде, другие для меня новые. Они подробно рассказывают, в чем их роль в предстоящей операции. Говорят, что сделают все от них зависящее, чтобы спасти малышей, пытаются нас ободрить. Я спрашиваю их, не могут ли они сказать, каковы шансы. Они отвечают, что не могут ничего обещать. Они не хотят, чтобы мы строили иллюзии, не хотят внушать нам ложную надежду. Результат может быть всяким. Такое случается. Такого рода вещи.