Книга Любовь и честь - Рэндалл Уоллес

Из саней доносились глухие вопли. Лакей уже пришел в себя и бросился успокаивать лошадей, а я, вскочив на бок саней, который стал теперь крышей, открыл одно из окошек.

— Это я, Селкерк. Все целы?

— Вы что там, с ума сошли?! — донесся до меня голос Шарлотты. — Убить нас хотите?!

Голос доносился из вороха шкур и мехов, залитого вином и чаем и усыпанного пудрой, помадами, румянами, зеркальцами и еще Бог знает чем.

Кто-то всхлипывал, и я почему-то подумал, что это графиня Бельфлер, но когда все начали выбираться из кучи мехов, я увидел, что это Анна, у которой из носа шла кровь. Беатриче, обернув руку подолом, собирала выпавшие из перевернутой печи угли и бросала их обратно в печь. Горлов с саблей в руке стоял, выпрямившись во весь рост, и, задрав голову, смотрел на меня в окно. Глаза у него были мутные, и я не был уверен, что он узнает меня.

Я оглянулся назад. Ветер стих, и заснеженный лес молчаливо застыл вдоль берегов. Кругом было тихо, но я знал, что через две-три минуты казаки покажутся из-за излучины и увидят опрокинутые сани.

Лакей повис на шее у одной из передних лошадей, не давая ей пятиться назад, и это ему удалось. Лошади уже все были на ногах и больше не паниковали. Кучер неподвижно лежал в снегу с проломленной копытами головой. Лошадь Горлова спокойно стояла рядом, по-прежнему привязанная к саням.

— Кто умеет ездить верхом? — спросил я.

— Я умею, — ответила Шарлотта.

— И я, — отозвалась Анна. — Мы все умеем.

Она была очень бледна, но спокойна.

— Только с женским седлом, — добавила она.

Это было, конечно, здорово, что они умеют ездить верхом, но где же я возьму им женское седло?

— Я езжу верхом в любом седле, — неожиданно сказала Беатриче, закончив собирать угли.

— Горлов! — позвал я. — Давай руку!

Я помог ему выбраться из саней. Он свалился в снег.

— Не знаю, смогу ли я ехать верхом, — прохрипел он. — Но драться уж точно смогу.

— Я знаю, — коротко кивнул я. — Теперь вы, Беатриче.

Она, легкая, словно пушинка, оказалась рядом, и дамы тут же передали наверх ее шубу.

— Нет, другую, — остановил я их. — Дайте лучше тулуп. Беатриче должна издалека походить на мужчину. И шапку Никановской — издалека она напоминает гусарский кивер.

Облачив Беатриче в эту одежду, я принялся наставлять ее.

— Садитесь на лошадь Горлова и станьте в лесу на другом берегу. Как только я брошусь на казаков, постарайтесь наделать как можно больше шума, но особо на глаза не показывайтесь, чтобы они не поняли, что вы там одна, понятно?

Она кивнула.

— А ты, Сергей, сиди у саней и постарайся выглядеть беззаботным, авось примут нас за военный отряд и не сунутся. Все, Беатриче, поезжайте. Хотя подождите. Если увидите, что я упал с лошади, не ждите, а сразу скачите отсюда прочь. Куда угодно, но как можно дальше. Вперед, — я хлопнул ее коня по крупу, и она поскакала на другой берег.

Затем я просунул голову в окошко саней.

— Не беспокойтесь, дамы, все будет в порядке. Главное, не паникуйте. Анна, дайте-ка мне вон ту красную помаду.

Она молча исполнила мою просьбу, а Горлов, играя желваками от боли, молча смотрел, как я помадой навел красные полосы на щеках.

Вообще-то я собирался напасть на казаков с берега, противоположного тому, на котором была Беатриче, но едва я вскочил в седло, как из-за поворота показался первый всадник.

Увидев нас, он остановился, поджидая остальных, и когда они подъехали к нему, все четверо неспешно двинулись вперед.

Тут же за моей спиной Горлов уверенным голосом принялся громко отдавать приказания лакею. Правда, он говорил по-французски, и лакей не понимал его, но и казаки тоже.

Может, это как-то и смутило их, но они продолжали приближаться к нам. Ждать было нечего. Они могли атаковать в любой момент, поэтому я выхватил саблю и с гиканьем понесся им навстречу.

Мое сердце так колотилось в груди, что я не слышал ни своих криков, ни топота копыт. Я видел только четверых казаков, удивленно уставившихся на мою индейскую раскраску. Двое из них остановились, но старший что-то коротко приказал им, и вслед за этим в его руке блеснула короткая кривая сабля. Он и ехавший рядом с ним казак двинулись на меня, а двое других остались на месте, оглядываясь по сторонам, словно опасаясь засады.

Вожак был впереди, но он не ожидал, что я направлю коня слева от него. Обычно первое столкновение и первые удары наносятся, когда всадники проскакивают мимо друг друга справа. А потом опять съезжаются, и тут уже начинается обычная рубка. Но я проскочил слева, и он не успел нанести перекрестный удар. Зато я, не обращая на него внимания, сразу рубанул по шее второго казака, ехавшего сразу за вожаком, и тот свалился на лед, обливаясь кровью. Осадив коня, я повернул его к вожаку. Два казака, оставшихся возле леса и наблюдавших за битвой, заколебались — нападать ли на меня или согласно приказу следить за лесом. Один из них кроме сабли держал в зубах нож, а свободной рукой сжимал поводья. Вожак тоже развернулся, и мы ринулись навстречу друг другу. Но тут я неожиданно свернул и обрушился на двоих казаков, вместо того, чтобы атаковать одного вожака. Они не ждали нападения и замешкались.

Когда я еще «зеленым» новобранцем попал на Русско-турецкую войну, я уже умел ездить верхом и был вполне приличным фехтовальщиком. Но именно Горлов обучал меня всем тонкостям кавалерийского искусства и отшлифовывал мое мастерство. Это он научил меня не раздумывать, а полагаться на свои инстинкты и глазомер. И вот теперь я, не размышляя, атаковал казаков, и острие моей сабли с шипением пронеслось у шеи казака, который вынул нож изо рта и переложил его в другую руку, но теперь не мог как следует управлять конем. Голова казака отделилась от тела и, брызгая алой кровью, покатилась по льду. Это было эффектное и страшное зрелище. Второй казак, видимо, решил, что с него хватит, и, повернув коня, ринулся прочь.

Какой-то звук, словно стон, донесся с того берега, куда я послал Беатриче, и я понял, что там кто-то есть. Шпион? Раненый? А если казак, то почему он не нападает?

Но времени на размышления не было. Вожак уже понял, что я не дам ему уйти, а с учетом того, что соотношение сил резко изменилось и вместо четырех против одного мы теперь были на равных, он предпочел встретить меня лицом к лицу, а не подставлять мне спину.

На этот раз не было бешеной скачки и обмена сабельными ударами. На лице у казака застыло отчаяние, а глаза стали дикими. Его конь потихоньку, почти шагом приближался ко мне, а сам казак привстал в стременах и размахивал саблей над головой своего коня. Но это была скорее попытка не подпустить меня к себе, чем лихой вызов.

Я парировал пару его ударов и отбил его саблю, когда он пытался ударить по голове моего коня. Собственно, я зарубил бы его еще тогда, но он поспешно толкнул стременами коня, и моя сабля прошла в дюйме от его лица. Оказавшись на расстоянии, казак снова привстал в стременах, жадно глотая морозный воздух, и я было подумал, что он собирается метнуть в меня саблю, но этого я уже никогда не узнаю, потому что в следующий миг клинок Горлова пронзил его насквозь.