Книга Последняя Пасха императора - Александр Бушков

Вообще-то это повадка хорошего вертухая, мимолетно подумалСмолин. И тут же отмел эту мысль как неподходящую. Кого-кого а уж вертухая-тоон определил бы подкоркой, спинным мозгом, хотя давненько не сталкивался стаковыми…

Человеку, благополучно прожившему свою жизнь без всякихпересечений с колючкой, это может показаться диким, странным, невероятным – но,знаете ли, в двух ходках на зону в нескольких годах тамошнего пребывания есть иположительные стороны. Человек, если он не гнилуха какая-нибудь, с зоны выносити кое-какие полезные навыки, помогающие и на воле жить. Во-первых, привыкаешь ктому, что именуется «фильтровать базар» – то есть взвешивать каждое слово, недергаться, спокойно разруливать критические ситуации, не швыряться сгорячаоскорбительными словечками, зная, что расплата может последовать моментально.Во-вторых, появляется определенное умение сходу разбираться в людях, просвечиватьвстречного-поперечного, нового знакомого и прикидывать, что он собойпредставляет, чего от него ждать…

Школы этой век бы не проходить, но коли уж прошел, помогаетона устроиться в «мирной» жизни, ох, помогает…

Разумеется, стопроцентно быть в чем-то уверенным, особенно вчужой душе, которая, как известно, потемки, способен, пожалуй, лишь Господьлибо его заместитель по кадрам, если только таковой имеется на небесах.Теоретически рассуждая, могло оказаться, что весь подпол у Лихобаба забиттщательно закатанными трехлитровыми банками с тушенкой, приготовленной изнеосторожных, доверчивых путников. Но это в теории. А на практике Смолин был, вобщем, спокоен: жизненный опыт ему нашептывал, что человека этого опасатьсянечего – что на витрине, то и в магазине. Видно было, что эта постояннаяготовность к неожиданностям – результат не долгой службы в вертухаях, а совсемдругой прежний опыт. Положительно, мужичок этот не сапоги в каптерке выдавал ине ленинскую комнату поддерживал в идеальном порядке. Что-то серьезное за нимчислилось.

– А вам тут… не скучно? – спросила Инга.

– Это вы так деликатненько интересуетесьмотивами? – усмехнулся Лихобаб.

– Ну, интересно же, почему человек городского видавдруг в глуши обосновался. Или я что-то такое не то…

– Да нет, – безмятежно сказал Лихобаб, – нету меня ни жутких личных трагедий… да вообще никаких трагедий нет.Просто-напросто однажды надоела мне цивилизация, и решил устроиться на лоне,как говорится… Не поверите, душа поет постоянно. Слишком много было в прошлойжизни суеты, шума, многолюдства, метаний по свету… А тут – благодать. Тишина ибезветрие…

– Я бы так не смогла…

– А вам и не надо, – сказал Лихобабубежденно. – Вы молодая, очаровательная, вам среди цивилизации пребыватьнадлежит… Ну вот, пришли.

Смолин и сам видел, что последний на окраине дом, к которомуони приближались, – единственный обитаемый. Стекла в окнах, крышапочинена, двор ухоженный, забор обстоятельный. Вдобавок у калитки стоитзаседланный конь, тот самый Орлик. Нельзя сказать, чтобы он отличался особеннойкрасотой и изяществом, не походил он на ахалтекинца или призового рысака, но изамухрышкой, ежедневно таскающим телегу, не выглядел – ухоженный, сытый,рабочий жеребчик.

– Проходите, располагайтесь, – сказалЛихобаб. – Можно вон туда, под навес. Я там как раз ужинать собиралсяперед дорожкой, а тут и вас услышал. Сейчас чего-нибудь сгоношим в расчете намноголюдство…

Он пошел в дом, а Смолин с Ингой уселись за стол, на коемкрасовалась сковорода с жареной картошкой (судя по запаху, приправленнойгрибами) и еще пара тарелок со снедью. Смолин подумал, глядя на горку лепешек,что можно сделать кое-какие дополнительные выводы. Из-за стола прекрасно виденогород сотки в три, с которого явно совсем недавно собран был урожай, –лежат аккуратные горки картофельной ботвы, еще осталась нетронутая грядка со свеклой.Возле глухой стены дома – внушительная поленница дров, судя по виду, непрошлогодних, а совсем недавно наколотых. Большой сарай, если прикинуть,идеально годится для конюшни. Собаку еще можно оставить на зиму здесь одну –хотя и тяжеловато ей придется – но с конем такое не проделать. По прикидкам,Лихобаб собирается здесь и зимовать, неизвестно, провел ли он в деревне прошлуюзиму, но эту твердо намерен, судя по приготовлениям, сидеть в деревне. А ведьснегу может намести и по пояс, кто бы его здесь расчищал. Сам Смолин безкрайней необходимости ни за что не решился бы тут зимовать – н у, у всякогосвой норов…

Вернулся Лихобаб, принялся нарезать темно-красное вяленоемясо. Подложил в миску крупных помидоров, пару луковиц.

– Все свое? – спросил Смолин.

– А как же. Если не хозяйствовать на полную катушку, соскуки околеешь… Спиртного не хотите? Есть сосуд…

– Да не стоит, пожалуй, – отказался Смолин.

– И ладно… Я тем более не буду: мне после ужина ехатьпо делам, – он присел за стол: – Дела у меня тут в окрестностях, на денек,так что я после ужина и поскачу, благословясь, а вас оставлю на хозяйстве.Диспозиция такая: утречком – или как вам будет удобнее – завтракаете и во-он потой дороге выходите к трассе. Там не более десяти километров, дорога чуточку заросла,но вполне угадывается, сбиться трудно. Ну, а трасса – место оживленное, вКуруман вас очень быстро подхватят. Вообще-то по законам восточногогостеприимства, следовало бы утречком проводить вас до трассы… но дела у меня,правда, срочные. И, главное, вас вроде бы не надо опекать в тайге, как детишек.Шестнадцать кэмэ от Предивинска досюда вы нормально, я смотрю, прошли, в уныниене впали, не расклеились. Нормальные путешественники, особой опеки нетребующие. Так что по ясно различимой дороге два часа пройдете?

– Ну разумеется, – сказал Смолин. – Какая тамопека… Мы и так душевно благодарны, серьезно. Так и тянет на городской манерденежку вам всучить за гостеприимство, но вы ж обидитесь?

– Правильно, – сказал Лихобаб. – Какиеденьги, Яковлевич? Не в них счастье… Ну, приступим?

Ели не торопясь, старательно и обстоятельно. Посидели,отдуваясь, покурили. Тем временем почти окончательно стемнело, над зубчатымкраешком близкой тайги помаленьку поднималась луна, огромная, сметанно-белая,почти полная. Смолин вздрогнул – вдалеке, на другом конце деревни, раздалосьжелезное громыханье. Вроде бы ожесточенно колотили по пустому ведру то литопором, то ли другой какой железякой.

– Ага, – ухмыляясь, протянул Лихобаб, – а яуж и забеспокоился что-то – обычно по бабке хоть часы проверяй… Это у нееритуал такой, ежевечерний, минут пять будет надрываться. Отгоняет, изволите ливидеть, нечистую силу и прочих не от мира сего созданий, особенноэнкаведешников. Крыша давно съехала, ага. Непонятно, как это с религией сочетается,но так уж у бабы Нюры заведено – погромыхать от души что ни вечер в целяхотогнатия нечисти… Должно быть, еще в старые времена переклинило. Оно ипонятно: деревня раньше была сплошь староверская, они и прежде к пришлым безвосторга относились, а уж когда тут орлы из НКВД ротами шныряли… Была тут всвое время занятная история… слышали, может, про золотой караван?