Книга Тимофей: блокнот. Ирка: скетчбук - Нина Дашевская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну и дурак. Больно надо.
* * *
Скоро, совсем скоро кончится зима. Лёд на реке растаял – ледохода не было, я опять всё пропустила. Несколько дней не была на реке, некогда было – и чистая вода. Иногда по ней отдельные льдины плывут. Красивые.
Рисование моё кончилось. Пыталась ещё – никак. Только и осталось, что четыре моста. Пробовала ещё – получается специальное, не то. Будто учебный рисунок. Не нравится. Надоело.
Всё-таки Ван Гога из меня не вышло.
Я даже убрала тушь подальше, занялась геометрией и алгеброй. Сижу четвёртый час; зато уже почти всё, за неделю догнала. Хорошо.
Вдруг звонит телефон. Кто это? Пашка?!.
– Ир, – говорит он и молчит. А потом говорит ещё: – Ирка, ты дома?
– Ну, дома, – говорю я.
– Можешь мне помочь?
– Могу.
Конечно. Не скажу же я ему «нет».
– В моём столе, в ящике, лежит паспорт. Можешь мне его привезти?
У меня будто камень повернулся в животе. Такой, остроугольный. Зачем ему паспорт? Что случилось?!.
– Нашла?
Я открываю ящик стола. Этого никогда, ни за что нельзя делать; но ведь он сам попросил! Всё равно кажется, что я преступник.
…В ящике лежит фотография. Чёрно-белая. Она уходила и обернулась, девушка. Спина и профиль. Красивая фотография.
– Ну? Нашла?!. – торопит Пашка.
Под фотографией куча бумажек; да, вот и паспорт.
– Нашла.
– Я тебе пришлю адрес. Привезёшь? Сможешь?
– Что случилось? Ты где? Паш!
– Я в полиции. Ну, чего ты, всё нормально; просто до выяснения личности… Привезёшь паспорт – сразу отпустят. Поняла? Маме не говори!
Гудки.
Я смотрю на фотографию. Красивая девушка; серьёзное лицо, не улыбается.
Пашке не понравится, что я её видела. Я переворачиваю фотографию лицом вниз.
Так; теперь нужно как-то сбежать из дома.
– Ма! Мне Тоня звонила, мы проект вместе делаем. Я к ней забегу, ладно?
– Надолго?
– Часа на два.
– Ну, смотри, не засиживайтесь!
Я хватаю куртку и проездной, выскакиваю из дома.
Ехать далеко, посмотрела в гугл-картах.
Начинается дождь, надо было с капюшоном куртку надеть! А зонтов я не признаю.
Ладно, всё это не страшно. Что там может быть? За что его в полицию?
Пил пиво в общественном месте. Мог? Мог. У нас так старшеклассников загребли как-то. Что ещё? Ну, не вор же он! Может, ошибка. Может, на кого-то похож! Почему так медленно едет это метро?!.
Какой жуткий район! Темно и грязно, я путаюсь, иду по нужной улице в другую сторону… А Пашка ждёт! Его хоть не бьют там?
Вот! Наверное, это оно. Проходная. Турникет. Человек в фуражке.
– Это полиция? – на всякий случай спросила я. Хотя и так ясно.
– Да.
– Я… Я паспорт принесла. Мой брат у вас, – говорю я. – Как передать?
Он ничего не отвечает, звонит по телефону, что-то бурчит неразборчиво. Он меня вообще слышал, нет?
Паспорт в кармане оказался влажным, промок. Что, обложку трудно купить?!. Вот когда у меня будет паспорт, сразу куплю! Какую-нибудь красивую, или смешную. С котиками. Только не с Ван Гогом.
Вошёл полицейский в фуражке.
– Давайте паспорт.
– А вы его отпустите? – спрашиваю я. – Он не виноват!
Откуда я знаю, виноват он или нет. Что я несу вообще!
– Разберёмся. Если не виноват, значит, отпустим. Идите.
– Я без брата никуда не уйду! – говорю зачем-то я.
Он берёт меня за руку и выводит с проходной на улицу; потом молча уходит. С паспортом.
Что мне делать? Ждать? Или что?!.
Я всё сделала, паспорт принесла. А они ему отдадут?!.
Может, наврать, что у нас мама журналист? Или ещё хуже будет?!.
Дождь превращается в настоящий ливень. Это в феврале! Что за дурацкая погода! Меня трясёт; но теперь можно сказать, что от холода.
Просто жду. Хорошо, телефон можно перевести в режим ожидания. А человека можно? Чтобы ничего не чувствовать?
Сколько времени прошло? Час, два? Или пятнадцать минут?
Им и дела до меня нет, чего я здесь стою!
…Наконец появляется Пашка с полицейским. Что это у него, синяк? Или грязь просто?
– Сестра? – спрашивает полицейский.
– Сестра, – Пашка кивает.
– Чего родители не приехали?
– Мама после операции, – говорю я.
– Я же говорил, – бурчит Пашка.
– Смотрите, не заболейте, – вдруг говорит полицейский.
Пашка отстёгивает капюшон от своей куртки и надевает мне на голову. Бесполезно, всё равно мокрая голова. Капюшон пахнет Пашкой.
* * *
Мы едем в метро и молчим. И дома тоже молчим; мама ничего не спросила: Пашка вечно бегает по делам. А он только пошёл в ванную и долго, долго умывался там. Точно, нет никакого синяка, просто грязь. А я уже вздумала его жалеть.
Надо же, обычный вечер. Будто ничего не было.
…И тут звонит соседка. Она глуховата, поэтому кричит в трубку так, что нам слышно:
– Твоего-то в милицию забрали! По телевизору видела! Да!
– Что вы, – говорит мама, – в какую милицию! Вот он сидит, дома!
Но Пашка всё же раскалывается: да, был в милиции.
– Что случилось?
– Из-за Чеснокова. Вы же знаете?
Папа кивает.
– Подставили его, понимаешь! Он лучший учитель в школе! Видимо, чьего-то сына не взял в маткласс. И потом так подстроили, что ему деньги спонсоры принесли, на математический лагерь. Ну и повязали, будто взятка.
– Подожди, это ваш Чесноков? Пётр Евгеньич?
– Ну, конечно!
– Я слышала, конечно, что скандал с Чесноковым, но не думала, что это ваш! С ума сойти…
– Ну и вот, – объясняет Пашка, – мы митинг устроили, чтобы его отпустили. Что мы за него! Что мы не верим!.. И тут меня спрашивают: документы. А документов и нет. Ну, забрали до выяснения личности.
– Ужас. Вот так просто в милицию забрали! И как отпустили?!.
– Меня Ирка спасла, – говорит вдруг Пашка.
Ну вот, а я думала, он не скажет. Вот, значит, как: Пашка мой ни в чём не виноват, это они Чеснокова отбивали. А мой брат даже герой, можно сказать.