Книга Золото Хравна - Мария Пастернак

Впереди в пологой ложбине за холмом зачернели дома и ограды усадеб.

— Пока мы доедем до Острова, станет совсем темно, — сказал Торлейв. — Может, тебе лучше еще раз переночевать у тетки Агнед?

— Оддню сойдет с ума от волнения, — покачала головой Вильгельмина. — Сегодня праздник, и у Фриды нет особых дел. Если она приходила к нам поболтать, как она частенько делает, Оддню уж точно всё знает про Клюппа. И теперь они с Кальвом места себе не находят.

— Хорошо. — Торлейв прибавил ходу. — Я только заеду в «Лось», возьму факел и Задиру. Это не займет много времени.

— Ох, — сказала Вильгельмина. — Ты, кажется, собираешься защищать меня всерьез?

Задирой звали полутораручный меч, принадлежавший Хольгеру, отцу Торлейва: когда-то Хольгер сам купил его у оружейника в Бергене[78] и очень им дорожил. Задира был не из тех новых длинных мечей, что носили королевские дружинники в столице, и не считался особо ценным оружием. Хольгер говаривал, что Задира обладает довольно вздорным характером — за то и получил свое имя. Меч ни разу не подвел хозяина: это было добротное, надежное, мастерски выкованное оружие с хорошо сбалансированным клинком и широким долом[79]. Простая обмотанная кожей рукоять его, потертая еще отцовской ладонью, удобно ложилась в пальцы Торлейва, и меч точно срастался с рукою.

Стурла, знавший в оружии толк, говорил, что Задира, скорее всего, вывезен из Италии. Отличный меч доброй стали, хоть и без внешних украшений. Лишь на круглом навершии да на крестовине с загнутыми книзу дужками просматривался простой узор из черненых перекрещивающихся линий.

Торлейв знал, что отец заботился об этом мече, и считал его не простым оружием. Конечно, на первый взгляд, Задира сильно проигрывал рядом с мечом самого Стурлы, сверкающим сталью двойного дола и позолотой рукояти, — Надеждой Путника. Но Стурла и сам не раз говорил, что позолота — это не главное.

Они спустились с холма и бежали теперь меж усадеб. Запахло дымом, собаки встретили их лаем из-под плетней. Промелькнули изгороди, заснеженные крыши — несколько запоздавших прохожих с удивлением проводили взглядами лыжников, летевших по дороге сквозь сумерки.

Перед «Красным Лосем» толпились люди, горели фонари и факелы, бросая огненные отблески на сугробы, на лица, на плащи и капюшоны. Торлейв вспомнил, что в этот вечер в «Красном Лосе» должны были собраться охотники. Ему не слишком хотелось видеть Гудрика и еще менее — Бьярни, сына Грима.

Тени колыхались на снегу, голоса звучали возбужденно. Там была и Агнед — Торлейв издали узнал ее плотную фигуру, закутанную в подбитый мехом плащ. Она также увидела Торлейва и Вильгельмину и побежала навстречу — и Торлейв еще издали понял, что опять стряслась какая-то беда.

— Торлейв! — закричала она. — Вильгельмина, девочка моя! Крепись! Большое несчастье постигло тебя, очень большое!

— Отец?! — задохнувшись от страха, вскричала Вильгельмина.

— Бьярни, сын Грима, и с ним другие люди барона нашли в лесу останки Стурлы Купца и Кольбейна, — упавшим голосом быстро произнесла Агнед и вдруг порывисто и крепко обняла ее.

— Волки? — хрипло спросил Торлейв, не узнав своего голоса.

— Да.

— Нет! — сказала Вильгельмина, отстранившись от нее. — Нет, я не верю. Этого не могло быть. Они ошиблись! Стурла жив!

Торлейв молча взял ее за рукавицу — он не знал, что сказать. Толпившиеся перед «Красным Лосем» уже увидели их и расступились, пропустив вперед Бьярни, сына Грима. Он вышел навстречу Вильгельмине и развел руками.

— Мне жаль, дочь Стурлы, но это правда, — вздохнул он. — Прямо от сюсломана мы пошли посмотреть места для волчьих ям. И сразу же нашли два мертвых тела. Они лежали неподалеку от той тропы, что сворачивает к Дороге Конунгов. Очевидно, твой отец и Кольбейн хотели сократить путь, поехали напрямик через лес, тут на них и напали волки. Мертвецы пролежали в снегу не меньше недели; сама понимаешь, что от них осталось… Однако мы узнали ольпу твоего отца и плащ Кольбейна. И перстень Стурлы — вот что нас окончательно уверило! Да, это твой отец!

— Где они? — строго спросила Вильгельмина.

— В часовне у Святого Халварда. Хотя я бы не советовал тебе ходить туда. Это зрелище не для женщины.

— Я иду! — решительно сказала Вильгельмина. Взгляд ее светлых глаз сверкнул огнем факела, горевшего в руке у Бьярни. — Если это ошибка — я сразу пойму. Если и правда Стурла — я хочу увидеть его и попрощаться с ним. Неужели побоюсь я праха моего собственного отца? Чего бы стоила моя любовь к живому отцу, если я стану страшиться его мертвого?

Вильгельмина, оттолкнувшись, быстро побежала по санному тракту туда, где за околицей возвышался холм, увенчанный островерхим силуэтом церкви Святого Халварда. Все, кто был в этот вечер у «Красного Лося», и все, кто уже видел погибших, потянулись следом за Вильгельминой — кто из сочувствия, кто из любопытства. Будь его воля, Торлейв разогнал бы всю эту толпу.

У входа в церковную усадьбу Вильгельмина вдруг повернула к Торлейву бледное лицо и попросила:

— Ты не оставляй меня, хорошо?

Торлейв кивнул.

В часовне было холодно и почти совсем темно, хотя горели свечи, и мерцающее пламя их коптило низкий потолок апсиды. Большой стол на козлах, выставленный в середине часовни, покрыт был рогожею, вокруг него тоже горели свечи. Отец Магнус, в меховой ольпе поверх подрясника, стоял, склонившись над аналоем. При звуке шагов священник оторвал глаза от книги, хотя его губы, окруженные облаком морозного пара, продолжали шевелиться, дочитывая строчку псалма. Он торопливо расправил смятый подол подрясника, шагнул навстречу Вильгельмине и обнял ее.

— Поплачь, девочка моя, — произнес он, и густой голос его гулко прозвучал под деревянными сводами простывшей часовни. — Поплачь, станет легче.

— Я хочу видеть их! — прошептала Вильгельмина, упрямо склонив голову.

Отец Магнус быстро глянул на Торлейва. Тот кивнул, хотя его сердце изнывало от боли.

Священник перекрестил Вильгельмину и, подойдя к столу, откинул рогожу.

Вильгельмина сделала несколько шагов вперед. Торлейв шел позади нее, так близко, что локоть ее касался его правой руки.

«Господи, помоги ей!» — мысленно взмолился он.

— Можно еще свечей? — спросила Вильгельмина тихо, одними губами, но отец Магнус услышал ее слова и поразился им. Он немедленно зажег еще несколько свечей. Темный придел осветился их зыбким пламенем, озарил черные бревенчатые стены и фигуру Распятого на кресте.

— Господи, — сказала Вильгельмина дрогнувшим голосом. — Милостью Своей не оставь и с миром упокой усопших рабов Твоих.