Книга Секретики, Чёртова башня и другие рассказы - Яна Варшавская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зато вот это помню, как сейчас…
Мама обтирает мне руки и ноги, а я тихо вздыхаю.
– Не расстраивайся! Учишься ты хорошо, опять отличница… Подумаешь, пропустишь две недели. Отдыхай! – говорит мама, не зная, чем ещё можно отвлечь меня от болезни и поднять настроение.
– Если я родилась в такой день, почему же никакого Чуда не происходит? Ведь я крещёная, а мой святой – Николай Угодник!
– Так возьми и напиши письмо в Москву. Как-нибудь так:
«Дорогой Леонид Ильич!
Я живу в небольшом, шахтёрском городке, где совсем мало развлечений для детей. А у меня, как и у Вас, день рождения – девятнадцатого декабря…»
– Мама! Ты чего! Такая большая, вернее, взрослая! Это всё равно, что Деду Морозу письмо написать! Бесполезно… – говорит Володька, потом, видя, что мои глаза наполняются слезами, продолжает:
– Я родился 7-го января. Кому мне писать?
– А вот у тебя, как раз всё просто! Закатил глаза к небу… Загадал желание и порядок! – говорю я.
– Ты думаешь! Ха-ха! Сто раз пытался… Ну, и где мопед?
– Плохо старался! – хриплю я.
– Тихо вы! Значит мечты ваши – слишком корыстные и приземлённые, – заключает мама и вздыхает…
Наверное, она тоже вспомнила о своих каких-то неисполненных желаниях.
Сама не заметила, как уснула и проспала до утра. Уже перед самым пробуждением мне приснился очень яркий и удивительный сон. Я иду по узенькой тропинке. Она такая кривая и утоптанная, поэтому надо внимательно смотреть, куда наступаешь. Потому что, если шагнуть в сторону, вернёшься опять туда, откуда пришёл. Но самое главное: нужно поскорее попасть в сад за высоченным забором, иначе снова не узнаешь, что же там растёт! Я открываю калитку, иду вдоль постриженных кустарников и вдруг попадаю на открытое пространство. Где только небо и деревья. Они высокие, с тёмно-зелёными листьями, а на них, как на Новогодней ёлке висят большие лимоны. Пористые и вытянутые. Я снимаю один, но он в моих руках сразу сдувается и превращается в маленькую, жёлтую таблетку… Сон был такой необычный, что мне сразу захотелось попросить маму об одной вещи:
– Мама!
– Проснулась, милая! Одиннадцать часов спала. Тебе немножечко полегче?
– Да. Мама, я хочу лимон!
– Лимон?
– Да-да. Штук пять!
– Хорошо. Будут тебе лимоны! А пока прими таблетки и витаминку съешь… – ответила она.
– Нет! Я твой тетрациклин больше пить не стану.
Я кусала лимон, будто это было яблоко. Ела его без мёда и сахара и даже, не разрезая на ломтики. Брат лишь кривился и сглатывал.
– Они же кислые! Как ты их кусаешь?
– Вкусно, я не чувствую, что кисло.
– Ужас!
Возможно, сон оказался вещим. Или наконец-то произошло Чудо! Только это была моя самая последняя ангина! С тех пор я ни разу не страдала от неё и даже гриппом не заболевала, когда вся семья лежала с высокой температурой… Удивительно!
День Пионерии
Что очень хотелось стать пионером помню, а вот сам день, когда в торжественной обстановке повязали галстук, стёрт из памяти напрочь… Вероятно, есть тому какое-то простое объяснение, но всё по порядку.
В воскресенье, девятнадцатого мая родители поднялись рано, ещё даже не светало. Мама занялась подготовкой семян, резала большие картофелины пополам и аккуратно пересыпала из ведёрок маленькие картофелины с росточками. Отец наточил лопаты и завернул их в ткань. Когда подъехала машина, он погрузил в неё наши, с синими тесёмками мешки с семенами.
Мама разбудила меня и Володьку, покормила и приготовила еду, чтобы было чем перекусить в поле. Ранним утром ветер разогнал тучи, выглянуло солнышко и идти стало веселее. Хотя до поля предстояло шагать километра три-четыре…
Брат с отцом выкапывали лунки, мы с мамой бросали семена. Вокруг поля летали галки и сороки. Я наблюдала за птицами, пытаясь понять, что их привлекает и какую именно пишу они ждут. Ту, что можно выпросить у нас или жучков и червячков, оказавшихся на земле, после того, как их ненароком зацепили и вытащили на поверхность. До обеда мы справились с посадкой и перекусили. Аппетит на свежем воздухе всегда хороший! Поэтому кроме нескольких корочек белого хлеба ничего не осталось. Я раскрошила их и рассыпала в ложбинке, которую протоптали, чтобы отделить наш участок от соседнего поля. Птицы тут же налетели, хватая и отбирая друг у друга сначала только большие кусочки, но через минуту не осталось и совсем крохотных…
Когда мы вернулись домой, отец натопил баню. Я хоть и не любила её, но в этот раз с удовольствием отмывала с себя пыль и грязь после работы. Усталость взяла своё, и, едва дождавшись, когда высохнут мои длинные волосы, улеглась спать, даже ни разу не вспомнив о том, что я пропустила…
В понедельник утром как обычно зашла в класс, выложили из портфеля учебник и тетрадку и, раскрыв её, нарисовала авторучкой смешную рожицу на розовой, с волнистыми краями, промокашке. Глазки у нарисованного личика тут же растеклись от избытка чернил, будто заплакали… Прозвенел звонок.
Татьяна Борисовна молча подошла к своему столу, потом, внимательно оглядев нас, произнесла:
– В нашем классе появились ненадёжные товарищи, которые позорят высокое звание пионера и считают необязательным явку на торжественные мероприятия, посвящённые Дню пионерии.
Я залилась краской, моё лицо пылало и стало ярче галстука. Ведь вчера я ни разу даже не вспомнила, что должна была быть в два часа дня на городском стадионе, на праздничной, торжественной линейке, посвященной этому дню.
– Я не буду называть ваши фамилии. Выйдите к доске и встаньте перед классом, – сказала учительница.
Озираясь и тоже покраснев, Вовка Краевский поднялся со своего места и вышел к доске. Я последовала за ним. Третьим оказался новенький мальчик с глазами разного цвета. Когда я смотрела на его голубой левый и карий правый, то путалась: то ли он Павлов Сергей, то ли Сергеев Павел. Вот так действовал его разноцветный взгляд…
– Назовите причину, по которой вы отсутствовали на школьной линейке…
Мы стояли перед классом, опустив головы, и молчали. Все трое. Тем временем Татьяна Борисовна придумала для нас наказание. Но, вероятно, не подумав, как оно может повлиять на дальнейшие события.
– Вы сами снимите с себя ваши галстуки… И положите их на мой стол. За ваш проступок вы лишаетесь высокого звания Советского пионера на три дня!
Пальцы одеревенели и не слушались. Я беззвучно плакала. Слёзы капали прямо на галстук. Когда, наконец, справившись с узлом, я сняла его, на нём тёмными пятнами растеклись слёзы, прямо как на моей промокашке. Я свернула галстук и положила его на стол. На сердце стало холодно, словно из него только что вытравили всю любовь к кострам и линейкам, к работе в редколлегии, где я была художником, а ещё писала стихи. Всё хорошее померкло. Осталась пустота. Именно тогда я решила, что никогда больше не повяжу красный галстук, благо, хоть на мой пионерский значок никто не покушался!
