Книга Почти англичане - Шарлотта Мендельсон

– Привет! – говорит Марина, как угодливая пастушка, которой помешал юный лорд. Что нужно делать – встать? Она хочет подняться на ноги, замечает легкую ироническую улыбку на лице незнакомки, и тут дрогнувшие колени увлекают ее, с протянутой в приветственном жесте рукой, в густую мокрую листву.

– Ты что, с ума сошла?

Минутное замешательство сопровождается скрипом, шуршанием и прерывистым собачьим сопением у самого ее паха.

– Вставай, ненормальная, – говорит Гай. – Это моя сестра Люси. Люси, это Марина.

– Привет, – говорит Люси, холодно улыбаясь, пока Марина с перепачканными коленями взбирается обратно на пень. Люси, как и она, носит свитер с треугольным вырезом, но отличие между ними разительное. Если бы только она надела темно-синий, думает Марина, а под него – блузку в широкую полоску, и старые прогулочные ботинки, и…

– Бедный ребенок, – качает головой Люси Вайни, которая едва ее старше. – Ты не замерзла?

В Маринином сердце шевелится надежда: она могла бы с ней подружиться, если Гай ничего не испортит. Вот у кого она всему научится.

– Нет, – отвечает она, пытаясь не стучать зубами.

– Как мило с твоей стороны проделать такой путь, – говорит Люси, – ради Гая.

– О, я вовсе…

– Только ужасно жаль, – перебивает ее Люси, бросив на брата многозначительный взгляд, – что у папы в выходные полно работы.

– Старый глупый папа ее не волнует, – уверяет Гай.

– Я… Меня на самом деле Гай пригласил, – горячо возражает Марина. – Я, я не туристка.

– Туристка! – Люси Вайни веселится вовсю. – У нас тут не водят экскурсии, милочка. Нет ни развалин, ни урн.

– Я знаю.

– Не ершись, ангелок, – говорит Люси скучающим голосом, элегантно пряча руки в рукава огромной вощеной куртки. – Уж и слова тебе не скажи. Не сомневаюсь, ты его очаруешь.

Больше она на Марину не смотрит. Если бы можно было зарыться в листву и умереть от стыда, Марина бы это сделала. Она разглядывает зловещий древесный гриб, и ей так грустно, что саднит в горле, однако это чувство вскоре сменяется более живописной трагичностью.

– Ах, – громко вздыхает она, – лес наполняет меня меланхолией.

Гай хмурит брови.

– Пьяница? – внезапно спрашивает Люси Вайни.

– Прости?

– Люси обожает играть в карты, – объясняет Гай.

– А… Я, кажется, никогда…

– Не может быть. Во что тогда? В «демона», в «двадцать одно»?

– Ни во что, – говорит Марина, стараясь скрыть потрясение. – То есть так, чтобы хорошо. – Она нервно смотрит на Гая, но тот сосредоточенно обтирает что-то о древесный ствол. – Может быть, – приходит ей в голову блестящая мысль, – у нас есть общие знакомые? Ты ведь учишься в Хилл-хаусе?

– Да.

– Кажется, туда ходила Антуанетта из Кум-Эбби. Нет? А Лиза Черч?

Почему это не работает? В Вест-стрит все вечера проходят за такими разговорами.

– Сара-Джейн Браунли, она же, извини, «Черепаха»?

– Нет.

– Ох. Так ты в следующем году поступаешь в Эдинбург?

– Вообще-то уже в этом. История искусств. Гай, голубчик, надеюсь, ты не думаешь, когда придет время, взять пример с идиотов из твоей школы и поехать в годовой перерыв за границу? Или, – улыбается она Марине, – ты?

– Определенно нет, – отвечает Марина, которая почти решила, что проведет годовой перерыв во Флоренции. – У вас милый дом.

– Нет, он не милый, – говорит Люси Вайни. – Он восхитительный.

Улыбка на Маринином лице застывает.

– На самом деле ты можешь знать одного моего друга, Саймона Флауэрса, из выпускного класса. Он очень музыкальный. Он собирается в Кембридж, изучать, э-э, естественные науки. Высокий и худой.

– Судя по описанию, – говорит Люси Вайни, – он явно не тот, кого я могла бы знать.

Марина пытается улыбнуться сквозь закушенную губу.

– Я подумала, ну, ты ведь знаешь кого-то из семиклассников. Гай мне рассказывал.

– Вообще-то нет. Угадай, – обращается Люси к брату, – кому на прошлой неделе влетело от папы? Новому соседу.

– Я знаю, о ком ты, – встревает Марина и уже почти говорит: «Мистер Баркер, владелец купальни для птиц», но тут Люси Вайни спрашивает:

– А, он тоже из твоих знакомых?

– Я… не совсем, – отвечает Марина, и ободряющая улыбка тает у нее на глазах.

Брат и сестра направляются к дому. Марина, проговаривая про себя речь в защиту Саймона Флауэрса, спешит за ними, как паж. Она обводит взглядом поля, надеясь, что живая природа подскажет какой-нибудь умный вопрос о сельских занятиях, но в голову не идет ничего, кроме снежков под кленовым сиропом из «Маленького домика в прериях» и пассажа о снопах из «Полета жаворонка». Вяхири – или это кукушки? – поют свою странную песню, когда троица выходит из подлеска. К торцу дома лепится то, что может быть только пристроями; дверь одного из них подозрительно напоминает конюшенную. Есть даже могучий дуб со скамейкой вокруг ствола, словно все это – не английский загородный сад, а изображающая его декорация фильма.

Близятся сумерки – время, когда в детских книгах оживает взрослый мир. Лужицы умирающего солнца дрожат и переливаются огнем в многопанельных окнах «Стокера» – дома, где живет Гай. «Если бы здесь жила я, – думает Марина, – я бы стала поэтом».

Однако сейчас, правду сказать, она проголодалась, испачкалась, замерзла и не знает, чего ждать от предстоящей за ужином беседы с родителями Гая. Другая его сестра, Эмми («Эмстер»), может заскочить на стаканчик; она замужем за кем-то по имени Тоби. «Возможно, – думает Марина, – бесцельно отгрызая кусок ногтя на большом пальце, – мне лучше сейчас же вернуться в школу? Кому здесь есть до меня дело? – В горле набухает комок. – Я, – думает Марина, – не из их круга».

Пока она размышляет об автобусе до вокзала, они подходят к каменной террасе в пятнах лишайника, с серыми пушечными ядрами на каждой ступеньке.

– Боже, как я люблю ваш дом! – восклицает она, и брат с сестрой смотрят на нее как будто удивленно. «Возможно, – думает Марина, – я необыкновенно восприимчива к Красоте». Слегка растроганная этой мыслью, она взирает на речную долину, которая только что показалась в просвете между деревьев, словно соткалась из воздуха для ее удовольствия.

– Вау! Это теннисный корт?

– Ага, – отвечает Гай.

– Боюсь, не самый лучший, – морщится Люси. – Слишком ямистый, хорошего матча не выйдет. Ты играешь?

Марина кокетливо шмыгает носом. В сумерках потертые камни и розовая кирпичная стена наполняют ее грудь любовью, завистью и болью. Из дома доносится звон фарфора: миссис Вайни будет готовить обед – может быть, стейк и пудинг с почками, или куропатку и фрикасе. В тишине Гай оглушительно пердит.