Книга Почти англичане - Шарлотта Мендельсон
- Жанр: Книги / Романы
- Автор: Шарлотта Мендельсон
(18+) Внимание! Аудиокнига может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних просмотр данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕН! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту для удаления материала.
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Моим дедушкам и бабушкам и для моих детей.
Мы в Трансильвании, а Трансильвания – это не Англия. Наш уклад жизни отличается от вашего, многое здесь покажется вам странным.
Невероятно трудно стыдиться родного дома.
Значения венгерских слов и выражений, употребляемых в тексте, приведены в конце книги.
Четверг, 29 декабря 1988 года
Они об этом еще не знают, но волк уже у ворот.
Семь часов, лунный вечер, исход декабря: ужасное время для вечеринки, а гости вот-вот прибудут. После всех приготовлений и хлопот жильцы квартиры номер два в Вестминстер-корте совершенно выбились из сил, а ведь столько еще нужно успеть! С пяти часов все на ногах: натирают до блеска каждую безделушку, пылесосят полы под многочисленными коврами, раскатывают тесто, нарезают огурцы; дел невпроворот, если хочешь, чтобы вечер прошел безупречно, то есть именно так, как он и должен пройти. Сейчас, пока Маринины бабушки прилегли отдохнуть, она вместе с мамой стоит в своей комнатке перед шкафом, смотрит в зеркало и старается не паниковать.
– А школьный джемпер нельзя надеть? – спрашивает Марина. – Он из овечьей шерсти, это стильно.
– Наверное, недостаточно стильно, – говорит ее мама Лора. – Ты же знаешь, они терпеть не могут… неважно. А как тебе зеленое платье?
– Нелепое.
– Может, длинную юбку? Где она? Ох, а бабушка что говорит?
– Не знаю, – отвечает Марина, и влажный блеск в ее глазах не предвещает ничего хорошего. – Я в любой одежде уродина, я…
– Дорогуша, – раздается голос с порога. Рози, Маринина бабушка, и не думает отдыхать: сегодня ей исполняется восемьдесят, и она не из тех, кого стоит разочаровывать. – Как жалко, что ты не хочешь быть красивой. Смотри, что у меня есть.
Марина оборачивается, и Рози протягивает ей блузку: оливковый атлас, расшитый резвящимися газелями.
– Я… – говорит Марина. – По-моему…
– Лора, дорогуша, – добавляет Рози. – Ты тоже сегодня старайся.
С Лориной свекровью нельзя не считаться. Человек без железной воли не стал бы крупной фигурой в мире дамского белья. Лора сглатывает комок.
– Конечно. Я буду стараться.
Нахмурившись, она изучает свое отражение: взмокшие волосы, стыдливо-бледная кожа англичанки, родившейся вдалеке от моря. «Спаси меня», – думает Лора, когда в зеркале мелькает рябая рука.
– Мариночка, может быть, килт?
Та неуверенно кивает и спрашивает вполголоса:
– Мам, я… мы можем поговорить?
В любой другой день у Лоры от этих слов встрепенулось бы сердце, но сегодня бдительность притупилась – все мысли заняты резкой укропа.
– О чем? – рассеянно спрашивает она.
– Это сложно. Я…
– Дорогуша, – снова доносится от двери, – быстрее. Надо ложить саль-фетки.
– Иду, – откликается Лора и, повернувшись к дочери, шепчет: – Милая, позже поговорим, обещаю. Хорошо?
До чего же людям нравятся вечеринки, особенно по случаю больших юбилеев! Некоторые гости, почти такие же старые и нетерпеливые, как виновница торжества, явились всех раньше с огромными коробками конфет и вызывающе глядят по сторонам. Всякий раз, когда в прихожей раздается звонок, Марина или ее мама бросается к двери. Проще оставить ее открытой, но обитатели Вестминстер-корта озабочены безопасностью, и на то есть причины. Бейсуотер – район с подмоченной репутацией; раз или два за вечер какой-нибудь незнакомец неизменно пытается просочиться в дом. Лучше не испытывать судьбу, поэтому двери закрыты.
Как бы там ни было, внизу, во второй квартире, шум стоит неимоверный. Все едят, курят, сплетничают и знать не знают о незваных гостях.
Глядя на тех, кто спешит укрыться в доме от дождя, зарядившего на убогой улочке, трудно заподозрить этих людей в способности производить столько шума. В Гайд-парке, на дневном моционе, их легко принять за обычных пожилых лондонцев в предвкушении тихого вечера – с чашечкой чая, котлеткой и журналом «Рейдио таймс».
Во всяком случае, сами они видят себя именно так.
А вы подойдите ближе. Их обычное обращение – «дорогуша». Присмотритесь: разве такую жестикуляцию встретишь в Суррее? Как драматичен изгиб их бровей! А волосы, зачесанные назад, разве не наводят на мысли о «Носферату»? Эти люди подчеркнуто официальны, и вместе с тем энергия бьет через край: вы будто попали в театральную костюмерную пятидесятых годов, а не в тесную лондонскую квартирку в полуподвале. В сумках у них – маковые пироги с локоть длиной и пралине в бархатистой обертке, привезенные контрабандой из Берна. Их духи пахнут как воздух в сотне универмагов. Что они говорят? Ни слова, ни звука не разберешь. Их язык совершенно непроницаем – мегмашитататлан, эрёк кевалошаг, – а если и услышишь родную речь, то искаженную дактилем: «Пи-кадилли», «сти-ральная ма-шина», «Вест-минстер-корт»; знакомые слова, укрытые снегом, лапником и темнотой.
А, венгерский… Теперь все понятно.
А где же Мариночка, внучка этого дома? Скромно сидит в ногах у бодрой юбилярши, разменявшей девятый десяток? Любезничает с юным бухгалтером, благосклонно выслушивая комплименты в адрес вышитого передника? Только что была здесь и так нарядно одета: конечно, не по последней моде, но, учитывая все обстоятельства… И всегда вежливая – семье есть чем гордиться! Очень странно: куда она подевалась?
– Бульдог сюлетешнап! С днем рожденья, Рози! – восклицают гости. – Кезет чоколом! Целуем вашу ручку! – Некоторые и целуют: кто ручку, кто щечку; самых юных подводят к виновнице торжества – выказать почтение.
– Дорогуша, помню тебя вот-такой вы-шины!
Поглядишь на них, и французы покажутся сдержанными, англичане – неповоротливыми. Поцелуи, дружеские щипки – будто вихрь кружит по квартире, а в центре него два поколения ее обитателей, три старушки и брошенная жена.
Марина, этим вечером известная как «Ма-ринака» и «Ма-ца», заведует верхней одеждой. Шкафы в прихожей забиты мехами, дубленками и плащами; в комнате двоюродных бабушек море головных уборов поглотило обе кровати. И хотя до Бескрайней Степи им еще далеко, одежды все больше: растут горы беретов и фетровых шляп, прибывают теплые кожистые клешни перчаток.
Воздух в квартире отдает туберозой, тмином и чесноком – неизменным душком центральноевропейского гостеприимства. Марине, впрочем, не до радушия. Последний час все только и делают, что тискают ее щеки, восхищаются красотой ногтей и густотой ресниц, поучают, советуют, сватают. Это выше человеческих сил, а впереди еще целый вечер. Скоро, после краткой передышки, чужие взгляды снова начнут раздевать ее и оценивать, словно какой-нибудь фрукт. Марине не привыкать. Ее с детства учили относиться к расспросам и поцелуям так, будто нет ничего приятнее, – как бы ни клокотало в груди. Вот только Марина уже не та, что раньше. Чужое внимание невыносимо, потому что жизнь превратилась в сплошное несчастье, и винить в этом некого, кроме себя. Марина предала семью, сбежала от них, а теперь отчаянно хочет вернуться.
