Книга Жестокий рикошет - Сергей Самаров

И упал сам.

Был провал в памяти, и я не знаю, сколько пролежал без сознания. Болевой шок выключил сознание – словно предохранитель перегорел. Но в себя я пришел не оттого, что острая боль ушла, а оттого, что подсознание заставило сработать чувство самосохранения, и я ясно осознал, как опасно сейчас находиться здесь, рядом с убитыми мной боевиками, когда сюда наверняка крадутся другие. Я сначала поднял только голову, чтобы осмотреться, – это тоже чувство самосохранения сработало, потому что, вскочи я на ноги, во-первых, сразу боль по телу полоснет, что не даст возможности осмотреться, во-вторых, сам я сразу же стану мишенью. И я поднял голову. И сразу увидел двоих, что неумело ползли, высоко задрав куриные задницы.

Я положил автомат на камень, чтобы не придерживать его правой рукой, прижал приклад к левому плечу, потому что точно стрелять с правого плеча для меня проблематично, а правой рукой с силой зажал недавно зашитую рану. Увесистая мушка автомата легла в прорезь прицельной планки, нашла цель, я задержал дыхание и коротко нажал на спусковой крючок. И тут же отыскал в прицел второго, ползущего в двух метрах позади. Еще один одиночный выстрел завершил жизненный путь бандита. Но я при этом прекрасно понимал, что двое бандитов – это не весь личный состав, что против меня выставлен. И тут же получил подтверждение. Откуда-то со стороны раздались несколько автоматных очередей. Неприцельных. Стреляли оттуда, откуда меня видеть не могли, и стреляли непонятно в кого, скорее всего, просто для острастки, чтобы запугать меня и себя подбодрить. С плохими бойцами это бывает. По одиночным выстрелам они меня определили. Я вообще ни разу не слышал, чтобы бандиты стреляли одиночными. Они любят длинные очереди. И поняли, что стреляют не в меня, а я стреляю.

А я тем временем присел за кустом и сильнее правой рукой рану придавил. Старый и мудрый принцип «боль побеждается болью» всегда работает. Я надавил, и боль стала слабее. Только после этого я начал соображать, как и куда мне выходить.

Очевидно было, что уходить я должен в ту сторону, откуда пришел, и уходить не по открытому месту, а через «зеленку». Подобное поведение настолько естественно, что ничего другого в голову бандитам и прийти не могло. В более здоровом состоянии я и сам выбрал бы этот вариант и уходил бы, оставляя за собой растяжки и выставляя засады на единичный одиночный выстрел, чтобы предельно затормозить преследование и нанести ему максимальный урон. Но сейчас вся левая сторона тела у меня ныла так, что я стискивал зубы, чтобы не стонать. Даже ночное ранение в бедро по касательной неожиданно напомнило о себе ноющей и саднящей болью. А рана в боку создавала такое впечатление, что мне в тело воткнули не короткий нож, а по крайней мере саблю и лезвие обломали, оставив большую часть стали у меня в организме.

Но уходить было пора, и я принял решение, как мне уходить, сообразуясь со своими физическими возможностями. Однако перед уходом я вытащил из подсумка убитого бандита две гранаты. Первую, тяжело преодолев ползком три метра, выставил в проходе между кустами, которым и сам пользовался, подкрадываясь к противнику. «Выставил» в данном случае имеет свое название – я «посадил картошку». Делается это просто: снимается кольцо с гранаты, а чека вдавливается в землю там, где о гранату могут споткнуться. Когда споткнутся, граната высвободится из-под земли, щелкнет чека, и последует взрыв. Метод простой и давно опробованный. Вторую гранату с сорванным кольцом я уложил под обнаженное по пояс тело санитарки, завернув предварительно в ее окровавленную разорванную рубашку. Рубашку наверняка попытаются вытащить, чтобы прикрыть тело. Щепетильность естественная, но она будет для бандитов губительной. А я не в том положении, чтобы в ответ проявлять щепетильность. Передо мной задача сложная – выжить. Не знаю, насколько мне удастся победить. После второго ранения моя задача сильно осложнилась, но выжить я постараюсь, хотя и это тоже сложно.

И только после этого, еще раз осмотревшись, я дал, не глядя и не прижимая автомат к плечу, несколько хлестких коротких очередей по дальним деревьям и кустам, освобождая рожок автомата и показывая, где я нахожусь. Сменил рожок на сдвоенный и быстро, стараясь не думать о боли, а в действительности просто пересиливая ее, сместился к самому краю «зеленки», где на пригорке среди крупных камней были наиболее густые кусты под двумя высокими елями. Но сместился я не от поста на дороге, не назад, а вперед метров на двадцать, то есть совсем не в ту сторону, куда должен был бы уходить по логике. В моем поведении была своя антилогика, но понять ее трудно и не каждому дано.

Кроме как на антилогику мне не на что было больше рассчитывать.

2

Место я выбрал в самом деле удачное. Моя «камуфляжка» полностью сливалась с кустами, и заметить меня можно было бы, только наступив мне на спину. Но чтобы меня обнаружить, следовало прийти не из «зеленки», а со стороны берега. Мои неприцельные очереди наглядно показывали, что я стрелять умею, а два одиночных выстрела говорили, что стреляю я неплохо, и никто, думается, не пожелал бы рисковать без необходимости, идти по открытому месту и подставлять себя под возможные выстрелы. Следовательно, с этой стороны я был в безопасности. И вообще я был, кажется, в безопасности, потому что искать меня могли бы только в противоположной стороне, дальше второй, а потом и дальше третьей линии заслона. Но посты второй линии они осмотреть все же обязаны, как потом посты третьей линии. На то, к чему этот осмотр приведет, я возлагал большие надежды, потому что знал неподготовленность бандитов к боевым действиям. Так и получилось~

Сначала я увидел троих. Шли они настороженно, если не сказать, что с опаской. Но настороженность эта была совсем не той настороженностью, которая способна защитить. Нет, она была вызвана просто следствием чего-то уже случившегося. И я мог предположить, следствием чего именно. Два выстрела из подствольного гранатомета, скорее всего, кого-то из этой группы накрыли. И потому оставшиеся чувствовали себя неважно. Но они не прятались, не перебегали от куста к кусту, даже не держали автоматы в боевом положении. Остановились около двоих последних, которых я снял выстрелами. Постояли, озираясь, но опять не пытаясь укрыться. Обменялись мнениями. Один наклонился, прощупал у того, что лежал сзади, пульс. У первого даже пульс щупать не стал. Первому я в голову стрелял, и они последствия выстрела видели. Но сами вели себя беспечно.

Ожидания мои подтверждались. Бандиты предполагали, что я ушел далеко, и потому не прятались. Мне легко было бы сейчас снять всех троих. Но тогда в самом деле пришлось бы уходить далеко, а я не мог ходить быстро. Мне даже лежать без движения было больно.

Со стороны вышли еще пятеро. Однако большие силы Авдорхан Дидигов выставил в заслон. Боится, что я сумею прорваться.

Пятеро громко спросили что-то у троих. Те объяснили. Разговаривали на родном языке, и потому я ничего не понял. Даже по интонации. Пятеро тоже что-то рассказали. И даже себе за спину показали. Догадаться, откуда они идут, было нетрудно. Проверили все посты. Увидели результаты. Мне показалось, что я сумел произвести о себе соответствующее впечатление.